Искатель, 1961 №3

— Видели?! — торжествующе говорит комми. — Фирма «Грехэм, Грехэм и Дриблинг», патентованные средства — отделения в тридцати странах мира!

Он снова щекочет ноздри соседа. К восторгу Терезы, тот вновь чихает.

Дремлющий впереди солдат приоткрывает глаза.

— Будьте здоровы!

Ему никто не отвечает.

— Будьте здоровы! — настойчиво повторяет он.

Смотрит вокруг и замечает студентку. Генри нет. Его кресло свободно.

— П-сс, малютка! — с трудом поднявшись, солдат шагает через проход. — Рад тебя видеть!

Он тяжело плюхается в кресло. Девушка с мольбой оглядывается вокруг. Позади с брезгливой миной диктатор. Комми и Тереза заняты уснувшим пассажиром. Девушка с надеждой останавливает взгляд на миссионере, но тот скромно отводит глаза.

Солдат берет девушку за подбородок.

— Надеюсь, наше путешествие будет приятным…

Девушка вырывается, на ее глазах выступают слезы.

— П-сс, малютка! От доблестной морской пехоты…

Из хвоста самолета приближается Генри. Он чисто выбрит, причесан, в руках у него бритвенный прибор и полотенце. Секунду он смотрит на происходящую сцену, потом кладет тяжелую руку на плечо солдата.

— Это место занято, приятель…

— Что? Доблестная морская пехота…

— Место занято, — рывком Генри подымает солдата. — Ясно?..

Генри садится, загородив собой девушку. Она благодарно смотрит на неожиданного спасителя.

Большое спасибо…

— Ерунда, я просто привык к этому креслу.

Укладывая в чемодан бритвенный прибор, Генри задевает лежащую на ручке кресла книгу — ее читала соседка. Он подымает книгу, заглядывает в раскрытую страницу.

— «Презумпция невиновности». — Морщит лоб, вспоминая, — «…подразумевает, что суд исходит из принципа презумпции невиновности… Эго означает… это означает…» Черт возьми, забыл, что это означает!..

— Вы юрист?

— Бакалавр права… Так что же все-таки означает этот принцип?

— Что обвиняемый не обязан доказывать суду свою невиновность.

— Хм… Оказывается, от долгого бездействия даже знания ржавеют… Итак, вы мой коллега?

Девушка улыбается.

— Будущий… Я еду поступать в университет.

— О! Куда же? В Эдинбург или в Сорбонну?

— Нет. В МГУ.

— М-Г-У?

— Да. В Москву.

— В Москву?! — Генри с изумлением глядит на соседку. — И вы не боитесь? Или, может быть, вы сами коммунистка?!

Лицо девушки становится отрешенно строгим.

— Нет… Но моего отца сжег напалм… Летчик, сбросивший бомбу, быть может, окончил Сорбонну…

Она отворачивается к окну.

Генри, скрывая замешательство, резко нажимает кнопку звонка, ведущего к стюардессе.

Во втором салоне по-прежнему тишина. Пожилая американка дремлет. Ее муж украдкой перелистывает журнал с обнаженной красоткой на обложке. Впрочем, как только супруга открывает глаза, он тут же снова берется за молитвенник.

А впереди — два человека, чье молчание каждую секунду может лопнуть, как перетянутая струна. Агент не выдерживает первым.

— Простите, — говорит он. — Если не ошибаюсь, доктор Гюнтер?

Седой пассажир медленно поворачивает голову.

— Вы ошиблись! Меня зовут Дюбуа… — И как бы желая утвердиться в этом, повторяет: — Филипп Дюбуа…

Но агент не склонен отступать.

— Удивительное сходство! Могу побиться об заклад, что лечился в вашей клинике в Гайтбурге!

Пассажир вынимает сигареты. Взгляд агента падает на его левую руку. Она в перчатке.

— И проиграете… — спокойно говорит седой пассажир, поправляя перчатку. Не торопясь закуривает. — Я не врач… И никогда не был в Гайтбурге…

ПЕРВЫЙ САЛОН

Иржи опускает камеру.

— Вот и все! Кажется, мы с тобой сняли неплохой план.

— Он попадет в фильм? — спрашивает мальчик.

— Весьма возможно…

— А какие вы снимаете фильмы?

— Разные…

— А полнометражные, художественные — тоже?

Осведомленность мальчика для Иржи неожиданна.

— М-м… Как тебе сказать… — Иржи покосился на равнодушную соседку. — В общем приходится…

В глазах Кристин, кажется, впервые промелькнул интерес.

Впереди широкая спина бывшего диктатора. Выпрямившись в кресле, он диктует секретарю:

— «Во имя свободы и человеколюбия я обращаюсь ко всему цивилизованному миру с призывом поднять голос протеста против кучки бунтовщиков, узурпировавших власть в моей стране, восстановить попранную справедливость и вернуть былое величие…»

Но, по-видимому, даже спутники экс-диктатора не верят в возможность возвращения былого. Во всяком случае, его яркая подруга гораздо больше заинтересована сейчас представителем фирмы «Грехэм, Грехэм и Дриблинг».

Раскрыв чемоданчик, комми демонстрирует ей образцы товаров.

— Какой изящный флакон! Что это?

— «Эликсир молодости». Секрет, сообщенный перед смертью Евой Браун. От трех до семнадцати капель на ночь — и через месяц даже ваша бабушка… — Комми, наклонившись к уху дамы, заканчивает фразу.

Подруга диктатора, отталкивая комми, смеется.

— Возьмите на память. Лет через пятьдесят попробуйте, синьора… синьора…

— Можете звать меня просто Тереза…

Диктатор закончил.

— Как подписать, ваше превосходительство? — спрашивает секретарь.

— Подпиши просто: Рамон Хуан Альварес Мария Бальтазар Лопес — президент.