Искатель. 1963. Выпуск №3

«Почти на каждом заседании местного общества врачей, — писал впоследствии Е. Петряев, — шла речь о новых заболевших. В печатных протоколах этих заседаний я встретил доклад губернского санитарного врача А. Радакова об эпидемии… Описывая ход эпидемии, Радаков сообщил: «В конце октября или начале ноября 1876 года захворал брюшным тифом гимназист Циолковский, живший на Преображенской улице в доме Шуравина…»

Необычный способ расследования, которым воспользовался Е. Петряев, позволяет также уточнить и время возвращения Циолковского из Москвы в Вятку. Константин Эдуардович указывает в своей автобиографии, что брат заболел вскоре после его возвращения. Значит, вернулся Циолковский примерно в сентябре — октябре 1876 года.

Но даже эти факты не исчерпывают оригинальность аналитических методов Е. Петряева. В ту пору врачи связывали распространение тифозных заболеваний с уровнем почвенных вод под жилищем. Это обстоятельство заставило Петряева обратить внимание на указание в докладе А. Радакова, что никто из заболевших в доме Шуравина не жил в нижних этажах. Петряев сопоставил этот факт с еще одной деталью автобиографии Циолковского и сделал любопытное заключение.

В своей автобиографии Константин Эдуардович писал, что лет четырнадцати он сделал самодельную астролябию и определил с ее помощью расстояние до пожарной каланчи. Это расстояние составило 400 аршин, то есть около 300 метров. Опираясь на эти факты, Петряев установил, что из окон второго и третьего этажей дома Шуравина, обращенных на запад, могла быть видна пожарная каланча, стоявшая в 1865 году на нынешней улице Коммуны. По плану города нетрудно было определить, что расстояние до этой каланчи (сейчас ее нет) составляло примерно 300 метров. Сомнений не оставалось. В доме Шуравина Константин Эдуардович Циолковский жил и до своего отъезда в Москву и после возвращения.

Вот и вся история о том, как были установлены неизвестные ранее факты жизни Циолковского. Быть может, они покажутся не очень значительными, но дорого здесь и другое — настойчивость и изобретательность исследователей, не убоявшихся трудностей и не спасовавших перед ними.

М. АРЛАЗОРОВ

Евгений СИМОНОВ

ШЕСТЬ РАССТРЕЛЯННЫХ ОБЛАКОВ

(Эльбрусский репортаж)

ЗДРАВСТВУЙ, МИНГИ-ТАУ[3]

До войны Сулаквелидзе был аспирантом Тбилисского университета и инструктором альпинизма. Воевать ему тоже пришлось в горах. Но и теперь, когда он снова жил в Тбилиси, когда прошло столько лет, Георгий Константинович не расстался с вечными снегами гор. Он видел снег — белый и голубоватый, легкий и грузный, то порхающий светлым мотыльком, то лавинный, сметающий гордые корабельные сосны на горных склонах. Снег был для него не только воспоминанием, а делом, поиском. Сулаквелидзе работал над темой «Тепловой баланс снегового покрова». В Грузии? Да. Линия снегов здесь куда больше, чем линия пляжей, и это не только слалом в Бакуриани, но и лавина, нависшая над селением. Девяносто шесть лавинных логов, этих постоянных путей снежинки, ставшей хищником, насчитал Сулаквелидзе со своим сотрудником Читадзе на каких-нибудь пятнадцати километрах пути от Коби до Гудаури!

Он работал над своей темой, когда в Геофизический институт позвонили из Академии наук Грузии, попросили его, Сулаквелидзе, включиться в бригаду научных работников, которой надлежало дать заключение о деятельности Гидрометеорологического института. Попросили лично познакомиться с работами института по изучению града…

Он ясно сознавал все народнохозяйственное значение этой проблемы в масштабе республики. Именно проблемы… Капелька, поднятая током воздуха с земли, капелька, плывущая облаком в сонме себе подобных, из переохлажденной зоны возвращается на землю ее врагом, этакой ледяной саранчой. Один ее налет на виноградные долины Алазани — и разор чуть ли не в миллионы рублей, зачеркнутый за минуты труд людей в течение всего года!

Он это знал, но теперь, когда пригляделся внимательнее…

* * *

Солнечное майское утро. И только где-то над дальними хребтами несколько пятнышек-тучек. Сулаквелидзе едет в Руиспири: поручение горкома побывать, как лектору, в селах вокруг райцентра.

Утром он спустился с галерейки, опоясывающей домик в Телави, с аппетитом вдохнул и свежего воздуха гор и кисловатого духа сложенного большими, с автомобильные скаты, кругами деревенского сыра. По старой инструкторской привычке оглядел синие, и пурпурные, и золотистые горы, небо над ними.

— День, видать, подходящий, — приветствовал его шофер. — И по прогнозу так же.

Сулаквелидзе покачал головой.

Он уже приметил в небе небольшое пятнышко. Что-то не так в небесном котле! Ему вспомнилось давнее восхождение. И простодушный, мудрый сван Чичико Чартолани, который вел их, новичков из Тбилисского университета.

Утром Чартолани распахнул полог палатки и придирчиво оглядел небо слева направо. И еще раз — справа налево. Что это ты так, Чичико? Небо, как вымытое к Первомаю окно, погода кондиционная. Ребята сильные. Маршрут подходящий.