Искатель. 1964. Выпуск №2

— У меня уже были рабочие, но они сбежали.

— Сбежали?!

Все, кто лежал в тени, поднялись и подошли ближе.

— Ну да, сбежали, — ответил я. — Испугались большой летающей красной ящерицы и сбежали.

— Вы видели большую летающую красную ящерицу? — тихо спросил старик.

— Нет… не думаю.

— А сколько вы платили рабочим?

— Полтора фунта.

— В неделю?

— В день.

Старик что-то сказал по-нилотски. Стоявшие вокруг меня загалдели. Говорил со мной только старик. Видимо, он один знал здесь английский.

— Никто не сбежит от своего счастья, — сказал он. — Мы даже не слышали, чтобы в Джеле платили такие деньги.

— Нет, не в Джеле. Мы работали на Оберре.

Стоявшие вокруг нас вновь стали оживленно переговариваться. Крикнув что-то, старик унял шум.

— А откуда были рабочие? — спросил он, тщательно поплевав на сигарету и затоптав ее в землю. На выбеленной стене фактории огромными красными буквами было написано:

«Не курить!»

Я только теперь заметил надпись и тоже поспешил погасить свою сигарету.

— Рабочих, по-моему, набрали здесь, в Джеле.

Старик недоверчиво засмеялся и покачал головой. Это становилось интересным.

— Я даже знаю их имена, — сказал я, достав записную книжку. — Хафзи, Умго, Мболо, Нгамо…

— Нгамо — кривой? Одноглазый? — перебил меня старик.

— Нет! Высокий и красивый нубиец.

— Мы не знаем здесь таких людей. — Голос старика приобрел торжественные ноты. — У нас в Джеле нет мужчин, которые бежали бы от такого заработка. Ведь вы говорите, что они даже не видели… Красного, — тихо добавил он и что-то сказал товарищам.

Те опять зашумели и замотали головами.

«Так, мистер Пирсон, оказывается, вот они какие — «африканские особенности»!» — подумал я.

Экзотика спадала, как шелуха с луковицы. С горькой, но здоровой, ядреной луковицы.

— А Танге, Билля Ленгстона, Фавзи Ашляка, Роже Дюверье и Ндуму вы знаете? — назвал я имена рабочих, которые сбежали в первый раз — еще тогда, в Аледжире.

— Роже Дюверье знаю, — важно кивнул головой старик, — но он не из Джелу. Этот большой негр с Севера. Роже не побоится Красного. Но он мог сбежать, если ему вместо полутора фунтов предложили два. Никакого рабочего достоинства. А остальных людей я не знаю, они не из Джелу.

Я молча поблагодарил старика и поднялся. Многое для меня стало ясно.

— А Махди? Вы, конечно, знаете Махди? Махди побоялся бы Красного? — спросил я.

Рабочие насторожились. Старик что-то сказал им, и они зашумели. Глаза засверкали, ноздри раздулись и затрепетали. Старик кивал головой и прицокивал языком.

— Нет, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — Махди не побоялся бы даже ифрита. Он сам ифрит, этот Махди. Его боится вся Аледжира… Но зато он боится… своей тени, которая приходит к нему во время сна.

Старик опять что-то пробормотал по-нилотски. Рабочие громко рассмеялись. Нахмуренные лица разгладились.

— Спасибо вам! — Я поклонился.

— И вам спасибо, — с достоинством ответил старик.

Рабочие почтительно приблизили ладони ко лбам.

— Я могу вам помочь набрать новых рабочих! Тоже за полтора фунта в день! — крикнул старик мне вдогонку.

Я обернулся.

— Спасибо. Я обязательно прибегну к вашей помощи. Через некоторое время. А сегодня я еду в столицу.

— А что у вас за работа на Оберре? Собираете коллекции?

— Нет. Ищу petroleum.

— Pertroleum?

— Ну да. Oil.

— Oil?

— Вы не знаете, что такое oil?

Старик помотал головой.

— Petroleum oil… Не знаю, как вам объяснить… Черная горючая жидкость. Из нее делают бензин.

— О! Нафта?

— Да, нафта.

— Зачем всем так нужна нафта? Русси тоже нужна нафта?

— Я ищу ее для вас.

— Для нас?

— Да. По просьбе правительства вашей республики.

— О! Это совсем другое дело. Так вы приходите. Обращайтесь прямо ко мне. Я достану вам хороших рабочих, которые не покинут вас даже за четыре фунта в день! — Старик засмеялся.

— Спасибо! Мир вам!

— И вам мир! Приходите.

* * *

Я раздумал ехать в столицу. Действительно, на что мне было жаловаться? Меня обманули? Увлекли на неверный путь? Опутали липкими нитями заговора? Но в том-то и беда, что формально решения принимал я один. А по существу?..

Я был орудием чужой воли, слепым орудием!.. Мне только казалось, что решаю я. На самом деле все мое поведение было кем-то тщательно запрограммировано. Но программист остался в тени, а робот действовал. И этот робот — я. Каждый мой шаг — это документ в полевом журнале, документ, скрепленный подписью робота.

Я попытался припомнить события последних месяцев. Звено за звеном восстановить в памяти цепь причин и следствий, опутавших мою волю, мое право выбора.

Сначала была встреча в аэропорту… Мужественный, сдержанный англичанин с лицом Стэнли… Мальчишка жадно расспрашивает, удивляется баобабам, тает от музыки экзотических слов «пальма дум», «бери-бери»… Так Пирсон получает ключ к электронной схеме робота, нехитрой схеме восторженных эмоций разомлевшего под африканским солнцем щенка. Два-три контрольных опыта — и англичанин убеждается, что ключ действует безотказно. Потом парализуется защитное реле. Мощный импульс экзотики и самопрограммирующееся устройство выведено из строя. Теперь робот будет действовать по чужой программе. Нужно только ее задать…