Искатель. 1964. Выпуск №3

Капитан Лобов занимается стиркой. Это не очень приятно, и капитан не освоил технологии, но нет сомнений в том, что он ее освоит. Он стирает, и предметы капитанского гардероба, поскольку на корабле нет женщин, сушатся на инклинаторной установке, которая вряд ли пригодится, ибо, как все горячо надеются, высадка на Трансцербер состоится не в это путешествие.

Остальные занимаются своими делами и ждут очереди на стирку. Ничего не поделаешь. Капитан Лобов сообщил, что в следующий рейс он не выйдет без корыта и прочих приспособлений. Он заставит историков раскопать их описание, а также восстановить давно утраченное человечеством искусство стирать руками. Исследователи поддакивают ему и, по очереди отрываясь от приборов, пытаются давать советы, которые, впрочем, никуда не годятся.

Инженер Риекст занимается экоциклом, каким-то из его звеньев. Он не может ничем не заниматься и теперь выясняет, нельзя ли сэкономить энергию на экоцикле. Хотя он знает, что энергии-то хватит…

Оба пилота сейчас отдыхают. Как предупредил капитан Лобов, может случиться, что им еще придется поработать…

Кедрин проснулся, когда в лицо ему ударил мягкий свет разгорающейся зари. Чистый и плотный утренний воздух, казалось, сам входил в легкие и наполнял не только грудь — все тело легкостью и готовностью к полету.

Он взглянул на часы. Он спал три часа — или сутки и три часа, но столько он не был способен проспать даже при самой крайней усталости. Значит, всего три часа, но он чувствовал себя полностью отдохнувшим.

Легко поднявшись с постели, он поискал глазами привычные снаряды для гимнастических упражнений и вспомнил, что здесь их и быть не могло. Он не отвык еще просыпаться на Земле. Он принял душ. Прохладная, насыщенная каким-то газом и, очевидно, ионизованная вода прогнала последние остатки сна и заставила его даже запеть незатейливую песенку — ту самую, что приходила на ум, когда он, бывало, с головой погружался в мир понятий, которые так трудно было представить себе сущими в обычном мире трех измерений. Песенка напомнила было ему о проблеме скользящего поля, и он усмехнулся: доберемся, доберемся и до скользящего поля…

Кедрин осторожно вынул из камеры бытового комбайна вычищенный и отглаженный комбинезон, расправил его и сам удивился тому волнению, которое вызвала в нем эта нехитрая одежда. Может быть, это волнение возникло потому, что после происшествии этой ночи — сумасшедшей ночи с бурями, опасностями, изнеможением, обедом и со второй сменой — он имел уже какое-то право называть себя монтажником, а значит, и носить рабочую одежду монтажников звездных кораблей. Он надевал комбинезон и думал: «А все-таки я не сдался. Я выдержал. Это очень хорошо, что я выдержал! Это не то, что прыгать с обрыва. Я оказался сильнее опасностей».

Он вышел из каюты и ступил на упругий пол улицы Бесконечных трасс. Утренний прохладный свет заливал и ее. Такими бывают на планете утра, обещающие длинный день, полный чудесных событий. Уже одно то, что он встал вовремя и успеет в смену, было чудесно.

Монтажники в серебристых костюмах шли в одном направлении; Кедрин двинулся за ними, внешне уже неотличимый от них. Его узнавали и приветствовали так же, как и друг друга, не поворачивая головы, лишь поднимая руку или дружески кладя ее тебе на плечо. Монтажники любили прикасаться к живому телу — может быть, потому, что в пространстве это было невозможно.

Поток вливался в кают-компанию, разбивался на ручейки и оседал за накрытыми столиками. Кедрин оглянулся и услышал свое имя. Длинное лицо Гура улыбалось ему, рядом виднелись острые скулы Холодовского и круглое лицо Дугласа. Кедрин подошел, и внезапно ему показалось, что продолжается тот вечер на острове Отдыха и только столик вдруг перенесся в Приземелье, в этот мир, обладающий высокой степенью странности.

— Вот, — сказал Холодовский. — А ты говорил, что он не выйдет в смену.