Искатель. 1965. Выпуск №5

— О, я могу перевести, — суетился Джон. — Несколько слов, американская техника, не правда ли? Наша фирма…

Как он суетился, этот приказчик с косо подбритыми височками, сколько беспокойства было сейчас в его нагловатых глазах!.. У меня под ногами земля покачивалась, потому что я только сошел с палубы. А у него-то почему?

Джон увидел меня.

— Здравствуйте! Я очень восхищен и рад вас видеть. Пожалуйста, несколько слов. Как наша аппаратура? Вы должны…

«Должен», ого! Сказать бы тебе!..

— I'm sorry… — ответил я. И улыбнулся.

Так сказать, для вежливости.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Домой дорога длинная… Впереди океан лежит непочатый, целиком. Гладко отполированный солнцем, он как огромная драгоценность; проворонили ее все искатели сокровищ! Мы зайдем еще в Нью-Йорк, Сен-Джонс, оттуда в Рейкьявик, и уж потом, из Исландии, — в Мурманск, но таким наш путь можно увидеть на карте. А посмотришь с палубы вперед — Россия, конечно, прямо по курсу.

Знаю, что так только кажется, да поверить не могу, Полный штиль. Волны — лишь от нашего корабля и от пяти других, которые идут за нами в кильватере. Вода за бортом плещет, словно успокаивает: недолго уж, недолго…

Пора обедать. Федор сменил меня давно, а я вот засмотрелся. Гошин теперь разворчится. Ну, точно! Ворчит…

Я услышал его сразу, едва занес ногу, чтобы спуститься в кубрик:

— Кто так компот разливает? Весь чернослив на дне! Заелись?

— Юнге оставь, он любит.

Это сказал боцман.

Я качнул занесенной ногой, осторожно вытянул ее обратно. Постоял около люка.

Скоро увидимся с Костей… Он, конечно, здоров. Узнает, что мы вернулись, и придет. Расскажу ему обо всем… Но разве расскажешь?..

— Явился!..

Гошин смотрел, грозно шевеля бровями.

— Не пугай, — сказал я, остановившись на последней ступеньке трапа. — Две порции рубану!

— И посуду помоешь.

— Помою.

Боцман сказал тем, кто пообедал:

— Пошли, пока время-то есть…

Я шагнул в сторону.

Они выбрались на палубу — позагорать. За столом остался один Андрей. Он тоже недавно сменился с вахты. Сидел, допивал свой компот.

Я сел напротив, налил из бачка полную миску борща:

— Счастливые люди певцы, правда?

— То есть?

— Одарила природа голосом — и на весь мир слава.

Андрей поперхнулся.

— Мудрец!.. Тебе известно, сколько Собинов работал над ролью Фауста! Десять лет!

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, — сказал Андрей и задумался, потирая горбинку на носу.

Гошин собрал со стола грязную посуду, покачал головой:

— Десять лет! Ай-ай-ай!..

И понес посуду на камбуз.

— Я не мудрец, а кутенок, — сказал я.

— Обиделся?

— Очень надо!

— Кутенок — это хорошо…

Андрей смотрел на меня без усмешки, продолговатое лицо его было задумчиво.

— Кутенка все любят… За оптимизм. Никто ему хвост еще не прищемил — вот этот хвост и дрожит от восторга. По любому поводу. И человек примерно тоже так, пока его не стукнуло, пока он только радуется жизни, а не вмешивается в нее. Потом щенячьего оптимизма меньше… Тебе бы еще не вмешиваться, если бы не война.

— Я виноват, что позже тебя родился?

— Ни в чем не виноват.

— А откуда ты про Собинова знаешь?

— От Владлена Арнольдовича, — сказал Андрей.

Вышел кок.

— Про посуду не забудь.

— Ладно.

— Пойду пулемет почищу. Нет-нет да заест этот «арлекин»!

— «Эрликон»! — улыбнулся Андрей. — Не путай…

— Все равно не по-русски.

Гошин затопал по трапу наверх.

Он, по боевому расписанию, — пулеметчик…

— Никогда не слышал про Владлена Арнольдовича! — заметил я, принимаясь за второе.

— Я в восьмом классе учился во вторую смену, — сказал вдруг Андрей и переставил с места на место пустую кружку. — Помню, иду после школы по городу. Гололед, ветер с Волги… Деревья на бульваре обледенели, ветками стучат, а над ними луна, как медный таз. Взять ледышку — добросишь, и она загудит. — Он улыбнулся. — Здорово? Я смотрю на луну, спотыкаюсь и арии пою. «Куда, куда вы удалились?» Кутенок был… Так и доспотыкался до музыкальной школы. Ты что?

Я чуть не поперхнулся котлетой.

— Нет, ничего.

В люк врывался плотный солнечный свет, где-то изредка поскрипывало; казалось, раскачивается сноп лучей, а не катер; было слышно воду — как она журчит неподалеку.

— Принял меня профессор, маленький седенький старикан, и привел в огромную комнату. Рояль, темные шкафы, люстра, портреты композиторов по стенам. Святая святых…

Андрей смотрел на меня, а я никак не мог выбрать момент, чтобы прокашляться.

— Что?

Я кашлянул.

— Хорошо рассказываешь.

— Хорошо помню, — сказал он и замолчал.

— А дальше?

— Ну, пока я оглядывался, профессор исчез. Нет его. Вдруг слышу: бам!.. Он сидит за инструментом, его и не видно. «Пропойте, пожалуйста». Надо было повторить этот звук голосом. Я повторил. Потом другую ноту, третью… «Идите сюда», — говорит.

— Владлен Арнольдович?

— Ну да. Подошел. Он опустил крышку, побарабанил по ней пальцами: «Повторите, пожалуйста». Тоже повторил. «Пишите заявление». Я тут же написал, а он — резолюцию: «Слух и ритм очень хорошие». А сколько потом возился? Месяц только и делал, что смычком по струнам водил…

— Каким смычном? Ты же петь учился?