Искатель. 1968. Выпуск №1

Время уходило. Трудно сказать, сколько его прошло — четверть часа, двадцать минут. В одном из задних двориков, на которые был разбит огромный участок земли между всеми этими домами, запел сверчок. Перед уходом домой Сэм заглянул узнать, не нужно ли мне чего. Я сказал, что мне ничего не нужно, все в порядке. С минуту он постоял, опустив голову. Потом он слегка покачал ею, как бы выражая недовольство.

— В чем дело? — спросил я.

— Знаете, к чему это? Мне об этом говорила еще моя старая мама, а уж она-то за всю жизнь меня ни разу не обманула. И я не припомню случая, чтобы это не исполнилось.

— Ты о чем, о сверчке?

— Если уж эта тварь запела, значит, где-то рядом смерть.

Я отмахнулся от него.

— Но ведь это же не у нас, так что пусть это тебя не волнует.

Он вышел, упрямо ворча:

— Но где-то совсем рядом. Где-то тут. Иначе и быть не может.

Дверь за ним закрылась, и я остался в темноте один.

Стояла душная ночь, намного тяжелее предыдущей. Даже у открытого окна каждый глоток воздуха доставался мне с трудом. Я не представлял, как он — тот неизвестный — мог вытерпеть эту жару за спущенными шторами.

И вдруг в тог самый миг, когда праздные мысли о происходящем вот-вот готовы были осесть в какой-то определенной точке моего сознания, выкристаллизоваться в некое подобие подозрения, там опять поднялись шторы, и эти мысли, так и не оформившись, не сумев ни на чем останов-иться, рассеялись вновь.

Он находился за средними окнами, в гостиной. Без пиджака и верхней рубашки, с голыми руками. Видно, он тоже невыносимо страдал от жары.

Вначале я никак не мог догадаться, что он делает. То, чем он занимался, заставляло его двигаться не из стороны в сторону, а по вертикали — сверху вниз. Он стоял на месте, но часто накланялся, через неравные промежутки времени исчезая из виду; затем он выпрямлялся, снова появляясь в поле моего зрения. Это напоминало какое-то гимнастическое упражнение, только для такого упражнения его движениям не хватало ритмичности. Иногда он подолгу оставался в согнутом положении, иногда тут же выскакивал обратно; было и так, что он быстро наклонялся несколько раз подряд. От окна его отделял какой-то черный предмет в форме буквы V. Над подоконником виднелись только его края. Этот предмет на какую-то долю дюйма закрывал подол его нижней рубашки. Но прежде я его там не видел и пока не мог сказать, что это такое.

Внезапно впервые с тех пор, как были подняты шторы, он покинул это место и, обойдя вокруг V, прошел в другую часть комнаты, наклонился и почти сразу же выпрямился, держа в руках нечто напоминавшее издали кипу разноцветных флагов. Он вернулся к V-образному предмету и бросил спою ношу на его край. Потом он опять нырнул, пропав из виду, и довольно долго не показывался.

Переброшенные через V «флаги» на моих глазах начали менять цвета. У меня прекрасное зрение. Только что они были белыми, в следующее мгновение стали красными, потом синими.

И тут-то я все понял. Ведь это были женские платья, и он снимал их оттуда по одному, каждый раз беря то, что лежало сверху. Вдруг они все исчезли, V снова обнажилось и почернело, а в окне возникло его туловище. Теперь мне было ясно, что это такое и чем он занимался. Об этом мне сказали платья. А он подтвердил мою догадку. Он простер руки к краям V — я увидел, как, приподнявшись, он делал толкательные движения, будто силясь притянуть их друг к другу; края V сомкнулись, и оно превратилось в клин. Потом верхняя часть его тела стала раскачиваться, и клин, отъехав в сторону, исчез с моих глаз.

Он укладывал вещи своей жены в большой вертикальный сундук.

Вскоре он появился у окна кухни и немного там постоял. Я видел, как он провел рукой по лбу, причем не один раз, а несколько, после чего потряс кистью в воздухе. Еще бы, для такой ночи это была изнурительная работа. Затем он потянулся куда-то кверху и что-то достал. Поскольку он находился в кухне, в моем воображении, конечно, тут же возникли шкафчик и бутылка.

— Немного погодя он быстрым движением дважды или трижды поднес руку ко рту. «Именно так вели бы себя девять мужчин из десяти после упаковки сундука — опрокинули бы рюмку-другую чего-нибудь покрепче, — стараясь оправдать его, подумал я. — А если бы десятый поступил иначе, то только потому, что у него под рукой не оказалось бы бутылки».

Он вернулся к окну и, став к нему боком — так, что мне был виден только его узкий силуэт по пояс, начал снова внимательно всматриваться в темный прямоугольник окон, в большинстве которых уже был погашен свет. Свой круг осмотра он всегда начинал слева, с домов напротив моего.

По моему подсчету он делал это уже второй раз за сегодняшний вечер. И третий за день, если вспомнить его поведение на рассвете. Я внутренне улыбнулся. Могло даже показаться, что у него не чиста совесть. Впрочем, скорее всего это ровно ничего не значило — просто маленькая странность, чудачество, которого он и сам в себе не замечал. У меня тоже были свои принудь}. А у кого их нет…