Искатель. 1969. Выпуск №5

Душный, тяжелый душный ком подкатывается к горлу… Председатель суда сказал им, что они имеют право подать ходатайство о помиловании на имя его величества короля Румынии Михая Первого. «Мы на своей земле, — гневно бросил ему в лицо дядя Володя. — А на своей земле мы у врагов пощады не просим». Хорошо сказал. За всех…

Яша разглаживает на коленях бумагу. Писать неудобно. Дрожат, не слушаются руки. «Пишу и не знаю, удастся ли написать еще раз. Скоро меня расстреляют. Уже зачитали смертный приговор… Запомните эти фамилии (запишите): Федорович, Белоусов, Дашкевич, Трофимова, Козубенко, Малукало… Это предатели. Когда придут Советы, отнесите этот список куда надо…

Смерти я не боюсь. Я умру, как подобает патриотам Родины. Прощайте, дорогие!»

Гремит засов, дверь камеры со скрежетом открывается, и конвойный вталкивает избитого Гошку, давнего Яшиного знакомого по Привозу. Несколько мгновений Гошка смотрит на Яшу и, не узнав его, прислоняется к стене.

— Гоша!

Услышав свое имя, Гоша внимательно смотрит на Яшу и, наконец, узнает его. На его глазах появляются слезы. Он подходит к Яше, обнимает его.

— Прости, плохо я думал о тебе…

— Ладно, Гошка, ладно… Не о том сейчас говорить надо, не о том… Нас предали, понимаешь? Предали. Их, сволочей, никто на воле не знает… Поклянись, что выполнишь мою просьбу. Тебя выпустят. Поколотят и выпустят. Наверно, снова стащил что-то у гитлеровцев?

— Касторки налил соседу в кастрюлю. А он где-то служит…

— Все равно выпустят. Клянись, что поможешь!

— Клянусь.

Яша отрицательно качает головой.

— Не так.

— Как одессит клянусь.

— Не так.

— А как, как? Ты скажи!

— Родиной поклянись… Самым дорогим…

— Клянусь…

…Утро. Туманное, серое. Гремит засов.

— Гордиенко! — голос надзирателя сонный, недовольный.

— Ты помнишь, какую дал клятву? — шепчет Яша Гошке. — Смотри!

— Гордиенко!

По лицу Гошки катятся слезы.

— Ну-ну, не надо, — говорит Яша, толкая Гошку скованными руками. — Не надо…

Шел второй год войны. Стоял июль. До Дня Победы над врагом оставалось 1018 дней.

Эдгар ПО

ТРИ ВОСКРЕСЕНЬЯ НА ОДНОЙ НЕДЕЛЕ[43]

Рисунки Н. ГРИШИНА

У, бессердечный, бесчеловечный, жестокий, тупоголовый, замшелый, заматерелый, закоснелый, старый дикарище!» — воскликнул я однажды (мысленно), обращаясь к моему дядюшке (собственно, он был мне двоюродным дедом) Рамгаджену, и (мысленно же) погрозил ему кулаком.

Увы, только мысленно, ибо в то время существовало некоторое несоответствие между тем, что я говорил, и тем, чего не отваживался сказать, между тем, как я поступал, и тем, как, право же, готов был поступить.

Когда я распахнул дверь в гостиную, старый морж сидел, задрав ноги на каминную полку, и, зажав в руке стакан с портвейном, без особого успеха пытался исполнить известную песенку:

Remplis ton verre vide!Vide ton verre plein![44]

— Любезный дядюшка, — обратился я к нему, осторожно прикрыв дверь и изобразив на лице своем простодушнейшую из улыбок, — вы всегда столь добры ко мне и снисходительны и так много раз всячески выказывали свое благорасположение, что, я не сомневаюсь, стоит мне только снова заговорить с вами об этом небольшом деле, и я заручусь вашим полным согласием.

— Гм, — ответствовал дядюшка. — Умник. Продолжай.

— Я убежден, любезнейший дядюшка (У-у, чтоб тебе провалиться, старый злыдень!), что вы, в сущности, вовсе и не хотите воспрепятствовать моему союзу с Кэйт. Это просто шутка, я знаю, ха-ха-ха! Какой же вы, однако, дядюшка, шутник!

— Ха-ха, — сказал он. — Черта с два. Ну, так что же?

— Вот видите! Конечно же! Я так и знал. Вы шутили. Так вот, милый дядюшка, мы с Кэйт только просим вашего совета касательно того… касательно срока… ну, вы понимаете, дядюшка… срока, когда вам было бы удобнее всего… ну, покончить это дело со свадьбой.

— Покончить, ты говоришь, негодник? Что это значит? Чтобы покончить, надо прежде начать.

— Ха-ха-ха! Хе-хе-хе! Хи-хи-хи! Хо-хо-хо! Ну, не остроумно ли? Прелесть, ей-богу! Чудо! Но нам всего только нужно сейчас, чтобы вы точно назначили срок.

— Ах, точно?

— Да, дядюшка. Если, понятно, вам это не трудно.

— А если я эдак приблизительно прикину… Скажем, в нынешнем году или чуть позже. Это тебе не подходит?

— Нет, дядюшка, скажите точно, если вам не трудно.

— Ну ладно, Бобби, мой мальчик. Ты ведь славный мальчик, верно? Коли уж тебе так хочется, чтобы я назначил срок точно, я тебя на этот раз, так и быть, уважу.

— О, дядюшка!

— Молчите, сэр! (Заглушая мой голос.) На этот раз я тебя уважу. Ты получишь мое согласие — а заодно и приданое, не будем забывать о приданом — постой-ка, сейчас я тебе скажу когда. Сегодня у нас воскресенье? Ну так вот, ты сможешь сыграть свадьбу — точно-точнехонько, сэр! — тогда, когда три воскресенья придутся на одну неделю! Ты меня слышал? Ну, что уставился, разинув рот? Говорю тебе, ты получишь Кэйт и ее деньги, когда на одну неделю придутся три воскресенья. И не раньше, понял, шалопай? Ни днем раньше, хоть умри. Ты меня знаешь: я человек слова! А теперь ступай прочь.