Искатель. 1970. Выпуск №3

Так мы рассуждали обо всем, прислонясь спинами к алюминиевым бимсам. Она мне понравилась, эта леди в комбинезоне с парашютом за плечами и с маленьким носиком девочки с рождественской открытки. Боюсь, что я тоже понравился ей немного… Что же? Это не новость для йоркширца.

Когда «фоккевульфы» вовсе неожиданно сбили нас и «ланкастер» перешел в штопор, я сначала выбросил в люк ее, а потом прыгнул сам. Луна села, было темно.

Чистая случайность, кэптен, что мы плюхнулись в воду близко один от другого, что капковые жилеты выдержали нас, что утром она увидела меня, а потом мы заметили и болтавшуюся на волне пустую резиновую лодку с нашего самолета.

Мы захватили эту лодку. Теперь нас снабжают отлично: наши НЗ не размокли; у меня был забавный маленький прибор, превращающий человеческое дыхание в воду. Можно было жить. Высунув из воды носы, мы осмотрелись.

Хорошего — ни на шиллинг.

Далеко на горизонте виднелась, правда, полоса какой-то земли, но это нас не вдохновляло: там, несомненно, были нацисты. Мы решили выждать ночи.

К вечеру над нами трижды прошли три гитлеровца, взад и вперед. Мисс Вайолт держала себя, как мужчина: должно быть, у нас, англичан, в крови уменье терпеть бедствие на море. Единственно, что ее сердило, — это необходимость в буквальном смысле «пить мое дыхание», превращаемое в воду карманным конденсатором. «Чересчур поэтично для меня!» — сказала она.

В сумерках мы стали грести к востоку. Но час спустя до нас донеслось фырканье дизеля, и из легкого тумана прямо на нас всплыла «Зета». Вы знаете, что значит это имя, кэптен? Говорят, так у вас, славян, называлась некогда нынешняя Черногория.

Странно устроен мир, кэптен! Я простой сержант его величества, обыкновенный томми, все руки в масле. Я мало чего читал, кроме газет; но, мне кажется, философы плохо разобрались в том, что такое случайность. Надо же было, чтобы все эти события совпали; чтобы за трое суток до того, как мой «ланр» стартовал из Массафры, семеро сербских партизан — пять рыбаков и два профессионала-подводника — сумели ночью в маленькой бухточке возле Бибине (это где-то в Далмации, не так ли?) напасть на поврежденную глубинной бомбой лодчонку, бывшую до того, само собой, в руках у наци, перебить ее экипаж, вывести ее в море и направиться к югу в надежде прорваться.

Надо было, чтобы истребители и бомбардировщики нацистов в течение пятидесяти часов гонялись за ней, не давая ей уйти в открытое море, чтобы механизмы цистерн погружения оказались испорченными, чтобы рули то заклинивало, то отпускало, а скорость привела ее как раз в точку нашего непредусмотренного рандеву и точно в тот миг, когда там оказались мы с мисс Вайолт.

Нужно же, чтобы случилось и еще более удивительное происшествие: за семь часов до нашей встречи с нею «Зета» наткнулась в море на обыкновенную далматинскую рыбачью лодку. Истощенный, полуседой человек — о! я вспомнил его фамилию: Саосерски! — с трудом, но неустанно греб тяжелыми длинными веслами, направляя свой путь на запад. В лодке было немного сушеной рыбы, с полдюжины черствых лепешек и жестяной бидончик с пресной водой. Пять-шесть галлонов мутной воды, но тысячи тонн мужества! Ей-богу, кэптен! Этот русский инженер Питер Саосерски бежал из концентрационного лагеря в Банье Лука, добрался до берега и, поставив на карту жизнь, отплыл в Италию.

Подчеркните дважды эту фамилию, дорогой кэптен! Подчеркните ее красным карандашом!

Когда нас подняли на борт «Зеты», меня и мисс Вайолт, лодка находилась в бедственном состоянии. Механизм погружения отказал, впереди — сотни километров враждебного моря; радиостанции нет, а над головой с утра повиснут снова фашистские самолеты.

Сербы были смелыми моряками, но плохими механиками. Мистер Саосерски, — вы говорите, что нужно произносить Заозерский, — пусть так, но это слишком трудно для английских губ; я с вашего позволения буду лучше называть его «Старик», — один возился над исправлением цистерн. У него, очевидно, был какой-то план в голове, но сербы плохо понимали его речь. Они хлопали его по плечу, восклицали: «Друже брат!» — но не знали, чего он хочет от них. А он хотел удивительных вещей. Он радовался, как дитя, попав на эту лодку. Это было невероятной удачей: он и подводная лодка! Это взятое вместе было спасением!

Когда мы тоже попали туда, положение резко изменилось. Старик говорил по-английски. Не знаю, откуда родом были его учителя, но все же я понимал его довольно свободно. А сербы понимали все, что им говорила Вайолт. Все сразу же пришло в норму.

Мы поставили двух человек на помощь инженеру. Дело закипело. Часа два или три я был совершенно уверен в том, что произойдет. Мы, полагал я, починим цистерны, уйдем на глубину и сутки спустя войдем в Бриндизи. Я уже мерил этот срок числом крепко закрученных гаек на фланцах помпы.

Но на исходе нашей работы Старик, распрямившись, внезапно обратил ко мне свое испачканное мазутом худое лицо.