Искатель. 1972. Выпуск №3

Когда я входил в гостиную к Осиповым, господин Н., не заметив меня, изволил довольно непочтительно отозваться о Вашей матушке. Я заставил его повторить свои слова снова и дал ему пощечину. На другой день мы дрались.

Вы знаете, Н. — известный дуэлянт и бретер. К сожалению, он близкая родня князю Михаилу, и ему всегда все сходит с рук. Но меня-то, я знал, не помилуют. Тем более тяжелое ранение соперника… и я уехал. Сами секунданты помогли мне в этом. Один из них дал мне рекомендательное письмо к господину Гмелину, начальнику персидской экспедиции.

Итак, Ваш покорный слуга теперь член научной экспедиции. Начальник мой — человек молодой. И для меня сейчас он не столь начальник, сколь друг.

Гмелин невелик ростом, худ телом. Высокий лоб, твердый подбородок, но губы… губы совсем детские.

Как все ученые, Гмелин немного рассеян, в обхождении же весьма вежлив. Люди его чтят и любят, при случае же, однако, они не прочь подшутить над его слабостями. Но господин Гмелин, к чести его сказать, не обижается.

Конечно, Гмелин человек далеко не светский. Но беседы с ним меня поражают. В них всегда виден острый ум, а вместе с тем душа чувствительная и нежная.

Помните немецкого дипломата графа С.? Как тогда в гостиной Вашего батюшки он говорил о Персии? Райские птицы, райские сады, венчающие горы.

Смею Вас уверить, ничего подобного здесь нет. Горы большей частью голы. Кое-где по ним, как гнезда ласточек, лепятся дома, по-восточному — сакли. Снизу сакли похожи на лестницы, и по сему поводу казаки наши шутят: персы живут под лестницами. Выше саклей на горах снег. Снегу много, и его следует опасаться. Однажды на наших глазах был обвал. Персидскую повозку вместе с возницей накрыло снегом, она несколько раз перевернулась и с превеликим шумом сверглась вниз. Спасти ямщика, безусловно, никто не смог.

Теперь мы большей частью передвигаемся верхом. Я в том трудности никакой не испытываю, зато моему начальнику сие занятие кажется не из приятных. Во всяком случае, в первый день Гмелин так и не мог сам слезть с лошади. Тем не менее, несмотря на многие неудобства нашего путешествия, мы продолжаем идти вперед. Сегодня поднимемся в гору, а завтра будем спускаться вниз.

Друг мой, раньше я думал, что в строении своем горы разницы большой не имеют. Вижу теперь, что не прав. Они весьма отличны и чудны. Две недели назад мы поднимались в гору, кою персы зовут Биш-Бармак, то есть Пять пальцев. Гора эта и в самом деле вполне соответствует своему имени. Пять вершин, будто пять больших корявых пальцев, уткнулись в небо.

Завтра мы будем в Баку. До свиданья, друг мой!

Преданный Вам Евгений».

Глава IV. ХАНСКАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ

Баку издавна славится развалинами старого дворца Ширван-хана, Девичьей башней, соленой землей, водой и сильными ветрами.

Нестерпимо жжет солнце. На пыльную мостовую ложатся густые тени. Большая разлапистая тень — дерево; квадратная — дом. А вот какая-то смешная, забавная — тень ослика. Ослик прядает ушами, ритмично машет хвостом.

— Ишь ты! — удивляется казак. — Тоже лошадь… Спаси и помилуй… И как персиянцы на них ездют…

— А ты, Иван, спробуй… — советует ему другой, — Спытай. Глядишь, и тебе приглянется.

— Тьфу ты! — Иван Ряднов, серьезный и обстоятельный казак, грозит насмешнику здоровенным кулаком.

Рябой рыжий казачок прыгает прямо под ноги путешественнику.

— Федька! — строго приказывает Ряднов. — Осла кормить будешь. Вишь, какой он тощий… Понял?

— Понял. — угрюмо отвечает казачок и не спеша подходит к ослу.

Нещадно палит солнце.

— Как в сухой бане, — жалуется кто-то и тяжело вздыхает. — Ну и жисть, братцы! Когда же домой-то?

— Домой рано. Не все дела ищо сделали… — поясняет обстоятельный Ряднов.

— А чего осталось? — возмущается кривой, вечно чем-то недовольный Матвей Суслов. — Голь одна кругом.

— Тебе голь. А их благородию виднее. В прошлые разы хинное дерево нашли. Слыхал?

— Ну и што?

— Коль у тебя лихоманка какая случится, лечить станут. Понятие иметь надо!

— Одно и есть, что хина, — не унимается Матвей. — А цветья зачем берем?

«Цветья? — думает Ряднов. — Зачем, в самом деле, их благородие всякие цветочки, словно девка, подбирает? — И тут смекает: — Цветья тоже, значит, от хворобы!»

— Дядя Ваня! — вступает в разговор Федька, — А я надысь ввечеру персиянского черта видел. Величеством больше льва. Шерсть коротка. Глаза — уголья. Голос велик и страшен. А сам хвостатый и весь-весь в пятнах.

— Дурак ты, Федька, — спокойно отвечает Ряднов. — То большая персиянская кошка. Пантер — по-ихнему.

— Чудно как-то… — тянет Федька. — Кошка, а зовут пантер.

— Ну как есть дурак, — вздыхает Ряднов. — Для них, поди, тоже чудно, что вот тебя Федором прозывают.

— И ничего чудного тут нет, — серчает Федька. — А их дербентского хана, слышь, тоже так кличут: Фет Али — Федор…

— Ух, — утирает глаза от смеха Ряднов. — Ну и скоморох же ты, Федька! А теперь скажи мне: если дербентский хан твой тезка, почему он лошадей тебе пожалел?