Искатель. 1974. Выпуск №3

Снова уселся я за стол — большой руководитель, ночной хозяин крупного торгового предприятия столицы Леха Дедушкин. В негнущихся перчатках было неудобно считать деньги, да и темно было. Чтобы рассмотреть — пятерка это или трешка — подносил я бумажки к самым глазам, и тогда мне казалось, будто от них воняет потом. Наверное, мне это казалось. Но до того, как они завалились в этот дерьмовый сейф, товарищи-граждане прилично попотели за эти засаленные бумажки. А я пришел и забрал их сразу. Все 437 рублей. Но этого было мало не только потому, что этого было просто мало — мне надо было еще окупить те часы, недели или дни моей жизни, которые безвозвратно отняла у меня своим появлением помоечная бродячая кошка. Никто, да и я сам, не может сосчитать, сколько времени моей жизни срезала она своим шелестящим шагом и шуршащей под ногами бумагой, как раздолбала она мне мозг, измочалила сердечные камеры. Но от того срока, что мне был предписан под названием «длина жизни Батона», она с маху оторвала приличный кус. Честное слово, кабы не эта бродячая помоечница, я бы положил монеты в карман, вылез через вентиляционный люк в уборной — и пишите письма!

Но мне была нужна оплата моих бесполезно подерганных нервов. И тогда я решился на такую штуку, которую никогда бы себе не позволил, кабы меня так не загонял Тихонов, кабы меня не вычеркнул из жизни Окунь, кабы не врезал мне так жутко по роже Бакума, кабы не напугала так сильно кошка и — самое главное — кабы мне не надо было всем доказать, что они меня рано сбросили со счетов.

Я зажег еще одну спичку и придвинул к себе телефон. На аппарате, под диском, было прорезано окошечко и в него вставлена бумажечка под слюдой, а на бумажке был указан номер этого телефона. Я, вообще-то, сроду не мог понять, зачем это делают — не может ведь человек не помнить номер своего телефона? Но почему-то на всех телефонах в окошечках указаны их номера. И если директор магазина такой рассеянный, что ему нужно было читать по бумажке номер своего телефона, то придется мне его снова наказать за халатность.

Снял трубку и набрал 225-00-00. В трубке щелкнуло, и женщина пронзительным, «справочным» голосом ответила:

— Центральная диспетчерская такси слушает…

— Добрый вечер, девушка, — сказал я бархатным, специальным «телефонным» голосом. — Не смогли бы вы мне подослать сейчас машину?

— Машины подаются в течение часа, — безразлично ответила она. — Давайте номер вашего телефона…

Загудели наперегонки гудки в трубке, я бросил ее на рычаг, вылез из кресла и подался из этого плюгавого кабинета в торговый зал. Дверь я оставил открытой — чтобы услышать звонок диспетчерши.

Пустой магазин ночью — ужасно непривычное и какое-то неуютное зрелище. И все время пугал гулкий стук собственных шагов.

Здесь все было как во сне — полно любой шмотвы; и все твое, что сможешь за один раз унести. Когда я был маленьким, мне иногда снились такие сны — бери, все твое, но из всего богатства твоего здесь столько, сколько сможешь за раз унести.

Не знаю, сколько мне шмотвы удалось запихнуть в два больших немецких чемодана, когда меня напильником по нервам резанул звонок. Я сжался весь, и пот на спине мгновенно превратился в лед, но звонок раздался снова, и я сообразил, что это звонит диспетчерша. Опрометью кинулся я к дверям, рванул с рычага трубку.

— Такси заказывали?

— Да-да-да!

— Говорите свой адрес…

— Домниковская, дом шестьдесят шесть, пусть у скверика остановится, я его из окна буду караулить.

— Такси минут через десять будет…

Я посидел несколько минут, не открывая глаз. Ах, господи, только бы выйти отсюда! Мне надо вытащить два чемодана и мою аэрофлотовскую сумку. И пролезть в вентиляционный люк…

Я пошел в зал, взял чемодан и оттащил его в коридор, потом в уборную, вскарабкался на унитаз, поднял с пола чемодан и просунул его в люк, уперся и толкнул вперед. Ужасно долгим показалось мне мгновение, пока летел чемодан эти два метра до земли, я даже уши к башке прижал в ожидании удара, но бухнулся он об землю негромко, глухо.

Потом таким же макаром вытащил второй. Вернулся в зал, нашел стеллаж с рубахами и долго копошился там. Нашел финскую нейлоновую, в полосочку. В красивом прозрачном пакете. Огляделся последний раз и пошел в директорский кабинет, к которому я уже привык, как к своему собственному. Да и виден мне был отсюда из окошка сквер, около которого должен остановиться таксист.

Стащил с себя плащ, пиджак и рубашечку мою распрекрасную, надел финскую, полосочную, а свою хотел положить в сейф директорский, но вовремя передумал и запихал в свою сумку. Оделся и решил больше резиновые перчатки не натягивать — не за что мне теперь здесь хвататься. Уселся в кресло и закурил…