Совершенно искреннее почтение выказывал японец европейцам, занявшим основную часть длинного деревянного стола. И не грязная тряпка мелькала перед глазами уважаемых посетителей, а полотенце. Пусть не первой свежести, а все же полотенце…
Японец, разумеется, знал английский язык. В разгар беседы европейцев он слишком часто вырастал за их спинами.
В углу харчевни лежали планшеты и полевые сумки.
— Эти люди непохожи на строителей, — сказал Адхам Махмудбеку. Он с первой минуты косился на планшеты.
Хозяин метнулся к новым посетителям с грязной тряпкой. Но вдруг замер. Какая-то доля секунды ушла на то, чтобы с ловкостью фокусника заменить тряпку на полотенце. И откуда только японец его извлек.
Стол был чистым. Едят здесь аккуратно. Не уронят крошки, не прольют капли. Хозяин все-таки протер гладкие потемневшие доски. Махмудбек пришел с проводником и, наверное, со слугой. Так решил японец. Важный, а значит, заслуживающий внимания, гость.
Они долго, со вкусом, наслаждались лапшой, тянули ее со свистом, причмокивая от удовольствия.
— Не строители, — повторил Адхам.
Его интересовало все. И рассказы Махмудбека о националистических организациях, о руководителях, о их связях с чужеземцами, и эти деловитые европейцы, шныряющие в горах.
— Не строители… — наклонив голову, тихо ответил Махмудбек. — Они делают съемку местности. Делают географическую карту. Потом расскажу.
За спиной угодливо появился японец. Он, конечно, знал местные диалекты, мог знать и фарси и пушту… Махмудбек повернулся к японцу.
— Что еще угодно господину? — почему-то шепотом спросил хозяин харчевни.
— Чай…
— У меня есть хороший китайский чай. Из далекого Нанкина. Зеленый, душистый…
Европейцы поднимались. Шумные, довольные. Один из них вытащил кожаный бумажник. Вместе с деньгами в бумажнике лежала и фотография Живого Бога. Махмудбек мельком увидел знакомый снимок. Даже эти люди, представители могучей державы, не могли обойтись без «охранной грамоты».
Проводник вернулся в караван-сарай, покосился на Адхама и замер.
— Рассказывай… — разрешил Махмудбек.
— Как вы приказали, хозяин, — начал проводник, — я разговаривал с японцем.
— Кто он?
— Он давно здесь… Очень давно. Его знал еще мой отец.
Японец там, в темноте, кажется молодым. Но живет давно. Молится Живому Богу. И, наверное, все о нем знает.
— Для чего?
— Он обо всех знает, — добавил проводник.
— Для чего? — опять спросил Махмудбек.
— Ему все надо знать, — туманно ответил проводник. — Такой он человек.
— Обо мне спрашивал?
— Я сам сразу сказал. Как вы учили. Но он все равно спрашивал. А я молчал. Только говорил, что вы сказали.
— Кто-нибудь бывает здесь из туркестанцев?
— Бывают. На базаре… Приходит узбек из Гульташа Акбар.
— Ты знаешь его?
— Знаю… — уклончиво ответил проводник. — Бывают и другие. От Джанибека.
Юноша опустил голову, стал рассматривать свои стоптанные, порыжевшие сапоги. Врать он не умел. Наверное, еще недавно ему доводилось ходить к границе. И неведомый Акбар вместе с тихим услужливым японцем были причастны к какому-нибудь делу.
— Японец знает Джанибека?
— Он всех знает, хозяин… — Не поднимая головы, повторил проводник.
Пока не надо продолжать этот разговор. Его следует отложить до более удобного времени.
— Что японец сказал о людях Пулатходжаева?
— Никто не приходил еще, хозяин. А другой дороги нет.
— А вдруг нашли дорогу…, — улыбнулся Махмудбек.
— Нельзя… — серьезно заверил проводник. — Только здесь можно пройти в Гульташ.
Махмудбек промолчал.
— Только здесь, — повторил проводник. — Другие дороги длинные. Много нужно времени.
— Японец не обманывает?
— Не-ет… — не очень уверенно протянул проводник. — Я дал, как вы приказали, ему деньги.
Он, казалось, успокаивал этим сообщением Махмудбека. Но сам, видно, не мог отделаться от сомнения. Слишком уж старательно рассматривал свои сапоги.
— Я сейчас приду. Вы отдыхайте. Рано утром пойдем, — сказал проводник и стремительно вышел из комнаты.
Адхам шелестел сухой травой, взбивал ее, как курпачу — теплое, стеганое одеяло, — раскладывал халат. Шумно работал парень. Но сейчас было не до него. Японец и Джанибек. И, конечно, проводник…
— Почему, господин, вы так боитесь Пулатходжаева и его людей? Кто он такой? — спросил вдруг Адхам.
Махмудбек посмотрел на Адхама. Заложив руки за спину, прошелся по комнате.
— Я не боюсь Пулатходжаева, хотя он очень опасен. И в этих горах он сможет расправиться со мной.
— У вас есть картинка с Живым Богом… — Адхам не скрыл усмешки.
— Он не посчитается с Живым Богом, — сказал Махмудбек. — Ни с каким богом не посчитается.
— Все-таки боитесь?
— Не хотел бы его увидеть, — сознался Махмудбек. — Но дело не в этом.
— Ав чем же?
— Он может много причинить зла людям.
— Людям? — уже открыто усмехнулся Адхам. — Людям… -
И он повернулся к стене. — Отдыхайте, господин. Завтра трудная дорога.
— Да… Трудная… — согласился Махмудбек и снова подошел к окну.
Японец, Джанибек, проводник…
Не заснет, пожалуй, Махмудбек, пока не узнает у своего проводника о человеке, который еще недавно мог уйти через границу.
Проводник вернулся с каким-то свертком.