— А сейчас скажите, — продолжал Антонов, — у вас были какие-либо неприятности с Пепи, скандалы, например?
— Разве ж можно без этого! Кричали друг на друга. Довольно часто. Пепи была настолько жадна, насколько и упряма.
— А вы были бескорыстным филантропом?
— Она ругалась как мужик!
— А кто ее научил?
— Жизнь, гражданин следователь.
— Скажите мне, а какое «большое дело» вы недавно ожидали?
— Было оно, «большое дело». Это с арабом. Разве не «большое»? Если бы вас не было, не менее тысячи левов лежало бы у меня в кармане…
— Значит, так. А нет ли здесь чего-нибудь другого, еще серьезнее?
— Что, разве тысяча левов «не серьезная» сумма? Сколько бы вы вкалывали за них!
— Каким образом Пепи держала вас в своих руках»?
— Не понимаю.
— Так много раз она хвасталась перед некоторыми своими знакомыми.
— А, все это сплетни! Если же она об этом болтала, то напрасно — порисоваться хотела. Насколько я был в ее руках, настолько и она была в моих руках. В общем, зря вы меня расспрашиваете о Пепи. Ищите в другом месте!
— И все-таки я хочу, чтоб вы рассказали, как провели день после обеда и вечер двадцать первого апреля. Мне любопытно узнать ваше алиби.
— Нет никакой необходимости в алиби. Пепи я не встречал уже долгое время, в течение нескольких недель до этого дня. Если не больше! Но поскольку вы интересуетесь этим днем… то, наверное, я его проводил как всегда… После обеда в каком-нибудь кафе с приятелями или с бабами. Вечером, наверное, где-нибудь в ресторане, а может быть, перебрасывались в картишки…
Когда Мери увели, пробило десять вечера. Все трое были чертовски голодны и усталы. И хотя Консулов попытался начать разговор, Антонов остановил его: «На сегодня хватит, Крум!» Он проводил обоих до ближайшей закусочной, где жарили последние люля-кебабы, а сам отправился к остановке трамвая. В соседнем скверике он закурил — какую уже сигарету за день? Допрос этого наглого мошенника и развратника его разочаровал, хотя какое-то внутреннее чувство подсказывало Антонову, что Мери не то лицо, которое им нужно. В общем, этот случай был прямо-таки заколдованный. Загадочный убийца действовал каким-то очень хитрым и тонким способом, едва ли не с помощью сверхъестественных сил. Или же… случай был настолько прост, что ослепил их. Прост, как колумбово яйцо!
День, как всегда, начался с совещания у полковника Бинева. Были и остальные члены группы. Как обычно, Бинев уже ознакомился с последними протоколами допроса, и ему не нужно было докладывать о случае с Мери.
— Почему вы занимаетесь этим хулиганом? — спросил Бинев. Видно было, что он раздражен, готов даже кричать и ссориться. — Работаете для другого отдела, по валютчику, а свои непосредственные задачи не выполняете. — Он посмотрел на Консулова, как бы напоминая ему о давней дружбе с хозяйственным отделом.
— Ради специфики следствия, — спокойно ответил Антонов, — из-за отсутствия косвенных улик нам нужно искать мотивы преступления, а затем уже и убийцу. А Попов, как главный контрагент Пепи, очень перспективен…
— Вы мне с перспективами не очень-то. Сколько дней прошло, а вы прыгаете как блохи от человека к человеку и… ничего конкретного. Именно в этом ваша основная ошибка, что не разрабатываете до конца гипотезы.
— Нет смысла есть яйцо, чтобы понять, что оно тухлое. Достаточно его понюхать, — вставил Консулов.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Если бы мы до конца разрабатывали все эти гипотезы, то были бы еще дальше от конца.
— Это относится и к Сивкову?
— И к Сивкову. Теперь и я убежден в том, что он не может быть убийцей.
— Очень хорошо! Браво! Я удивляюсь вам! — Имеете человека, который был на месте преступления, а бросаетесь искать других. Разве вы не поняли, что зря теряете свое время?
Наступила тягостная тишина.
— Товарищ полковник, — несмело произнес Хубавеньский, — можно ли мне сказать?
— Скажи, скажи, если тебе есть что сказать.
— Пепи звала Попова телеграммой в Ихтиман. Она была там в больнице. Не следует ли нам это проверить?
— А он там не был. И что из этого? Когда это произошло?
— В мае.
— Я спрашиваю, в каком году?
— В шестьдесят шестом.
— Девять лет тому назад! Ничего общего с убийством это иметь не может.
— Но если она вызывала его срочной телеграммой, значит, было что-то важное…
— Наверное, это было важно, но только для нее, а не для нас. Сам Попов не знает об этом, раз она ничего не говорила ему. А что сейчас мы узнаем? Да и зачем нам это нужно?
— Но мы ведь все должны проверять…
— Ты меня не учи тому, что мы должны и не должны делать! Антонов, ты что думаешь?