Искатель. 1983. Выпуск №1

— Передайте Мурату: пусть консервирует раскопы — и в путь.

Из глубины родничка подобием светящихся капель начала просачиваться цифирь: 60… 59… 58….. Тут между мною и родничком пролетел селезень и вдруг спикировал резко в траву, метрах в десяти от меня. Я кинулся было к нему, но услышал спокойный голос Учителя:

— Да вы, Олег, особо не торопитесь. (24… 23… 22…) Недельку-другую можете повременить. (17… 16… 15…) Обстановка здесь спокойная. (12… 11… 10…) Как тогда, в урочище Джейранов. (6… 5… 4…) А с бивнем поздравляю…

Вслед за всплывшим нулем небесный родник начал замутняться, сжиматься, заскользила ввысь тускло-серебристая нить, поглощая самое себя, пока вовсе не истаяла.

Я помахал рукой угасшему виденью. Досадно. Со своими жалкими потугами на остроумие я выгляжу перед Учителем краснобаем. А все из-за чувства неуверенности: мне почему-то кажется, что Учитель читает мои мысли, — прозревает каждое движенье души наперед. Я знаю его пятнадцать лет, сам уже преподаю в университете, а вот робость перед могуществом его интуиции не проходит. Иногда мне кажется, что в мозгу Учителя проворачиваются живые шестерни размером с Австралийский материк.

Селезень забился в пожухлой мокрой траве. Я поднял трепещущую птицу. Несколько раз она дернулась и затихла. Я не из ярых проповедников вегетарианства и питаюсь, понятно, не только картофельными котлетками, но я не хочу, чтобы ради приятных приглашений на знойный остров замертво падали в траву в моей родной Сибири красивые птицы. И без того их повывели ретивые насытители полей ядохимикатами…

Впрочем, селезень, кажется, начал оживать. Через минуту-другую он пришел в себя, встряхнулся и неожиданно взвился прямо из рук.

— Впредь поминай меня добром среди утиных собратьев! Авось свидимся на Сицилии! — прокричал я ему. Он бил крыльями уже над Енисеем, где туман окончательно рассеялся, обнажив излуку с белеющими створными знаками для все более редких буксиров. Пора было идти париться.

Я зашагал от Городища по извилистой скользящей тропе. И тут меня осенило. Господи, что за несуразицу Учителю я молол! Какие золотые подвески? Какая упряжь? Больной, он разыскал меня у черта на куличках. Он призывал к высочайшему вниманию. Он сказал: все спокойно, как в урочище Джейранов. Долго тлел бикфордов шнур этой незамысловатой фразы, но взрывом меня оглушило основательно…

2. ЛЕГЕНДА О СНЕЖНОЛИЦЕЙ

— Иона, почему так тревожат, даже оскорбляют физические изъяны в совершенной красоте? Прекрасное дитя, рожденное горбуньей, радует всех. Но двухголовый монстр от Венеры Милосской?! Его появление на свет растопчет и ее красоту.

— Прекрасное — это зеркало, отражающее юность мира. Это блаженство гармонии, торжество осознавшей себя матери. А уродство — олицетворение распада, угасания жизненных сил, предвестье разложения, безобразие самой смерти.

— Зона, но у истоков златокудрой юности мира не было красоты — красоты человеческой, поскольку не было еще и самого человека. Означает ли это, что красота нарастает, преумножается, совершенствуется, восходя по лестнице времен?

— Будь так, дивные образы искусства прошлого не были бы столь притягательны. Однако именно они неисчерпаемый родник вдохновенья для все новых и новых поколений художников, скульпторов, поэтов. Ибо прекрасное неподвластно мельнице времени. Прекрасное — великолепие истинного.

— Зона, ты сказала замечательно: великолепие истинного.

— Это сказал Платон.