Господин Трентон попытался немного вынырнуть из кресла будто бы затем, чтобы лучше слышать собеседниц, на самом деле он хотел сам что-то сказать. У него была привычка говорить, особенно если речь шла о его — ну скажем так — служебных делах, почти шепотом.
— Не суть важно, — прошептал он, а по интонации почудилось «какая трагедия». — Я повторяю, Хильда, несмотря ни на что, самое существенное на данном этапе — навигация. Меня очень беспокоит это неожиданное изменение курса. Как раз потому, что выглядит абсолютно абсурдом.
— Интересно, ни один офицер понятия не имеет о его причинах. И насколько мне известно, пока никто не отважился спросить об этом капитана. Тоже странно. Не боятся же они его настолько? Может, у них у всех совесть не чиста?
— Ты думаешь, Миранда, что это только инициатива капитана?
— Одно точно. С материка распоряжения он получить не мог. Рация уничтожена на все сто.
— Может, от кого-нибудь на судне? — задавал наводящие вопросы господин Трентон.
— Кто здесь может выдавать распоряжения капитану?
— Не будь наивной, дорогая, — проворковала госпожа Трентон, понижая голос под взглядом супруга. — Каждый, кто ему платит. Только вот кто над ним стоит?
Замолчали. Господин Трентон налил в рюмку четыре капли, мартини. Он отозвался только тогда, когда с благоговением выпил две.
— Необходимо усилить наблюдение. Кто-то уже приступил к борьбе. Очень плохо, что мы не знаем кто.
— Может, действительно капитан?
— Это было бы слишком просто и опасно для них. Нет. Кто-то, кто стоит за капитаном.
Цезарь Дерьел был человеком компанейским, но особенно он ценил хорошее общество, когда речь шла о выпивке. Он начисто был лишен предрассудков по отношению к собеседникам: его не интересовали ни цвет кожи, ни положение на служебной лестнице, ни политические убеждения, ни даже уровень интеллекта. Требовались лишь две вещи: крепкая голова и умение слушать. Впрочем, второе вытекало из первого: если компаньон засыпал на середине очередной байки шкипера или физически выпадал из игры, то он сводил на нет все благодушие шкипера, которое возрастало прямо пропорционально количеству выпитого.
К несчастью, на «Регулусе» было немного моряков, отвечающих этим скромным требованиям. Беседы с капитаном Дерьел рассматривал как одну из самых тяжелых служебных обязанностей. Правда, Адельт отличался крепкой головой, да и болтуном не был, но он никогда не позволял Дерьелу вознестись на крыльях его фантазии и красноречия, безжалостно прерывая рассказчика в самых существенных, по мнению шкипера, местах. При этом он неоднократно давал почувствовать, что думает о подобных излияниях, да еще всем своим видом демонстрировал, что уж его-то переживания и размышления на целую голову выше шкиперовских, просто уши Дерьела недостойны им внимать.
Но наконец шкиперу повезло: он нашел подходящую пару. У Марко голова была как дубовый пенек для рубки мяса, кроме того, родственная специальность, а также, можно сказать без преувеличения, он обладал удивительными кулинарными способностями.
Они мирно сидели в каюте шкипера, их разделяла только стоящая на столе бутылка виски, уже порядком опорожненная. Марко — на диванчике, каким-то образом более-менее компактно сложив свои необыкновенно большие руки, с безгранично серьезным выражением лица. Его подстриженные под бобрик волосы как-то чудно подрагивали каждый раз, когда он кивал в самых захватывающих местах рассказа:
— Да, шеф. Понятно, шеф.
В этих словах не было и тени лести, только исключительная деловитость, придающая значительность и слушателю, и рассказчику.
Дерьел, развалившись в кресле, качался, наклоняясь то вперед, то назад, живо жестикулируя во время своего монолога — гиганта, приостанавливаясь лишь затем, чтобы налить и выпить. Когда же до каюты донесся грохот из машинного отделения, а потом с треском захлопнулось несколько дверей, он прервал свой рассказ и посмотрел на часы.
— Да-а… Уже за полночь. В машинном сменилась вахта. Тебе не кажется, Марко, что мне, как твоему руководителю, надлежало бы позаботиться о твоем физическом и моральном состоянии?
— Не понял, шеф. — Это было сказано тоном, каким только что кок сигнализировал шкиперу, что внимает его доводам.
— Это значит, что тебе пора идти спать, несмотря на то, что мы так мило болтаем. Тебе вставать в шесть, и потом, одному богу известно, какие сюрпризы ожидают нас завтра… — Он тяжело вздохнул. — Опрокинем последний стаканчик и пожелаем друг другу спокойной ночи. — Дерьел наполнил стаканы.
— Да, шеф. — Марко опрокинул свой почти неуловимым движением. — Спасибо. — Он уже приготовился встать, но, присмотревшись к шкиперу, снова сел. — Помните, шеф, как позавчера я говорил вам на кухне, что здесь плохо пахнет?
— Гм… — Дерьел ответил ему взглядом, полным задумчивости. — Точно, Марко, я давно думал, где ты научился такому искусству готовить. Не на море же?
— В родных краях, шеф.
— Ага, семейные традиции…
— Нет, в нашем селе никогда не было избытка еды. Так что готовили там, лишь бы съесть и не сблевать.