Искатель. 1995. Выпуск №2

Его беззаботность покоробила меня. Переведя разговор на события этой ночи, я сказал, что находился под влиянием Донована и пообещал впредь не допускать ничего подобного.

Он с рассеянным видом кивнул и — насколько я понимаю, вполне искренне — извинился за попытку помешать ходу эксперимента.

Его словно понесло. Переменившись в лице, он вдруг принялся расписывать перспективы моих исследований. Он поздравил меня с успехом, столь убедительно продемонстрированным ночью, и в шутку заметил, что не удивится, если в следующий раз увидит меня на вручении Нобелевской премии.

Поведение Шратта с каждой минутой казалось мне все более странным.

Объясняя причины ночного происшествия, я изложил свою теорию новых возможностей мозга. Показав на свежие наросты бледно-серого вещества на мозговых полушариях, сказал, что именно там может находиться источник его телепатической силы.

Шратт согласился со мной. Затем ненадолго задумался и наконец произнес:

— Видите ли, Патрик… Этой ночью мне не повезло, но я сам виноват в своих несчастьях. Мне не следовало вмешиваться в ваши эксперименты. Теперь я вижу, к чему привела моя старческая сентиментальность. Поверьте, я искренне раскаиваюсь в ней. У вас есть талант, Патрик, и вы поступили бы глупо, если бы не воспользовались им. Я завидовал вам, потому и пытался встать на вашем пути. Прошу вас, простите вздорного, ревнивого старика.

Это неожиданное признание показалось мне еще более странным, чем его изменившееся отношение к моей работе, однако у меня не было выбора. Мне требовался помощник, и я не мог не оценить готовности Шратта сотрудничать со мной.

Особенно теперь, после бегства Франклина.

21 ноября

Я в Лос-Анджелесе, в отеле «Рузвельт».

Заботы по поддержанию жизнедеятельности мозга взял на себя Шратт. Он с таким энтузиазмом принялся исполнять свои новые обязанности, что я отчасти поверил ему.

Во всяком случае, можно положиться на его добросовестность. Я велел ему поминутно регистрировать состояние мозга и решил ежедневно созваниваться с ним.

Перед отъездом я связался с мозгом посредством азбуки Морзе и сообщил ему о своем намерении.

Ответ я получил без промедления. Усилия, потраченные на тренировку, не пропали даром — мои рецепторы могут в любой миг настроиться на прием его управляющих сигналов.

Мозг одобрил мое решение. У меня даже сложилось впечатление, что это он внушил мне мысль поехать в Лос-Анджелес. Дело в том, что я все еще не знал цели своей поездки, — просто чувствовал необходимость присутствовать здесь и подчиняться телепатическим командам из моего дома.

По ночам мне снился один и тот же сон. Уверен, в нем заключено какое-то послание, которое Донован желает передать мне.

Донован меня не видел — когда его нашли, он был в коматозном состоянии. Следовательно, визуально его мозг не может меня представить: он должен во всем полагаться на свою память, а в его памяти я не сохранился.

Что в ней запечатлено, так это Коммерческий банк Калифорнии. Во сне я часто захожу в него и разговариваю с клерком, худощавым лысеющим мужчиной с тонкими варшавскими усиками. Я прошу у него чистый бланк, сажусь за стол, заполняю чек на какую-то умопомрачительную сумму, а вместо свой подписи ставлю имя Роджера Хиндса — человека, которого никогда в жизни не видел. Перед тем, как вручить чек кассиру, рисую в правом верхнем углу значок — пиковый туз, обведенный кружочком.

Этот сон повторяется вновь и вновь, как урок, заданный нерадивому дошкольнику.

Просыпаясь, я нахожу на столе лист бумаги с грубо начерченной схемой Лос-Анджелеса. Некоторые улицы обозначены названиями, отдельной стрелкой указан Коммерческий банк.

Я долго ломал голову над смыслом этих посланий, а затем обратился за помощью к Шратту — надеялся получить у него какие-нибудь разъяснения, — и он посоветовал мне поехать в Лос-Анджелес.

Мне стало ясно, что мой эксперимент подошел к какому-то непредвиденному рубежу: полностью подчиняясь указаниям мозга, я перестаю быть ученым и превращаюсь в послушного исполнителя его желаний.

Мозг не мог заставить меня. Для поездки требовалось мое добровольное согласие, поскольку в то время я был в состоянии пренебречь этим кусочком живой материи, продолжающей свое странное существование в стеклянном сосуде с дыхательной смесью.

Один раз Донован чуть не заставил меня совершить убийство, однако для резкого увеличения его телепатической энергии необходимы определенные условия. В ту ночь оно было вызвано чрезвычайными обстоятельствами.

У меня кончались деньги. Уезжая, Дженис оставила Шрапу несколько стодолларовых купюр — мне пришлось забрать их. Иначе бы я не смог привести в исполнение план, созревший в нескольких фунтах серого вещества с бледным наростом на оболочке.

Поскольку жизненный опыт Уоррена Донована оборвался в момент падения самолета, можно предположить, что свой план он начал задумывать непосредственно перед катастрофой.

22 ноября