Искатель, 2018 №9

Мгновенно на собеседников скосившись, приметил Ванька, что из-за пазухи у купца высовывается кошель — ну так и просится в руки! Однако купец весьма здраво рассуждал, да и не следует Ваньке совершать такие подвиги сегодня. А может, и никогда больше теперь он их не совершит? Главное, надеялся он на такое же руссколюбивое настроение и в высших кругах, а посему появлялась надежда, что ему простят ограбление царского Анненгофского дворца: подумаешь, придворных немчишек русак пощипал!

Хлопнув чарку зелена вина, подождал Ванька, не скажет ли купец, сосед его по столу, еще чего-нибудь умного, однако тот молчал, усердно очищая тарань. Горячая волна вынесла вора из-за стола, согревала сердце и на морозе, теперь он смело вбежал на княжеское крыльцо, а встретив в огромных сенях адъютанта, столь убедительно доказал ему важность своего дела, что тот, хоть и скорчил недовольную мину, но отвел все-таки ко князю Кропоткину.

— К господину князю обращаясь, следует говорить: «Ваша светлость». Понял, мужик? — не оборачиваясь, процедил косоплечий адъютант.

— Как не понять, ваше благородие, — ответствовал Ванька, марая смазными сапогами пушистый ковер коридора.

В домашней обстановке, в кресле у камина, князь Кропоткин показался вору еще более плюгавеньким, чем на ступеньках лестницы Сената.

— Чего хотел важного изъявить, а?

— Я, ваша светлость, известный московский вор, по прозванию Ванька Каин…

— Что? Эй, люди!

— …решил покинуть свое грешное и богопротивное ремесло. Со вступлением на престол нашего солнышка ясного, ее величества императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра Великого, обидному немецкому засилью конец пришел. Тогда я и решил, что теперь нельзя мне, честному русскому человеку, воровать по-прежнему, и раскаялся в своих преступных деяниях, в кражах и в мошенничествах. А тянул я из карманов деньги, платки, кошельки, часы и все, что плохо лежало. Много дурного и непорядочного я совершил, ваша светлость, но людей никогда не убивал, и в разбое не бывал. А где на Москве воры и мошенники, разбойники и беглые солдаты прячутся, сие мне весьма известно, и я хотел бы их поймать. И для того нужен мне конвой, сколько прилично с капралом и писарем, тогда я сегодня же ночью не менее ста воров поймал бы и в Сыскной приказ предоставил. Прошу резолюции милостивой, ваша светлость господин князь!

— А за что тебя, вор, Каином прозвали? — прищурился князь.

— Хитер уж больно и мыслями быстр, ваша светлость!

— То-то! Меня, хоть ты и трижды будь Каином, не перехитришь! Вижу, что и в самом деле государыне императрице хочешь послужить.

— Вестимо, хочу. А то стал бы и медведю в пасть голову добровольно класть…

— Знатная речь народная — так и бьет в самую точку! Эй, адъютант! Чарку водки мужичку! Напьешь — мигом за стол и носом в чернильницу.

Ванька тяпнул почетную чарку, крякнул, деликатно огляделся, закуски не обнаружил и занюхал кулаком.

— Премного благодарен, ваша светлость.

— Пиши, адъютант: «Предъявителю сего бывшему вору Ваньке Канну дать отряд для поимки мошенников сегодня же ночью. Буде вылазка удач на, назначить в Сыскной приказ доносителем». Число поставь, «Генерал-губернатор» и прочее… Дай подпишу.

Ванька наблюдал, как со сказочной легкостью исполняется его задумка, и мыслил, что разумному простолюдину подловить большого барина очень легко, если наживка — любовь к русскому народу. Чем выше стоит такой господин, тем легче, елки-моталки, ловится, потому как настоящий, во всей его низкой и хитрованской сущности, российский народ ему неизвестен. Да сейчас и время тому сподручное…

— Вот, держи свою резолюцию, бывший вор, — подозвал его к себе князь Кропоткин. — Служи теперь государыне императрице честно, жизни и здоровья своего не жалея, как мы, старики, служили ее великому отцу.

С изумлением увидел Ванька, что глаза генерал-губернатора наполнились слезами, и понял, что их светлость изрядно насандалились. Бормоча благодарности и кланяясь, он задом выбрался из кабинета. Теперь, пока пьяный вельможа не передумал, в Сыскной приказ… Что там еще?

— Эй, мужик! Постой! Его светлость приказали дать тебе солдатский плат и шляпу.

В Сыскном приказе Ваньке Каину не то чтобы обрадовались, но приходу его так уж точно удивились. Если он помнил в лица карауливших сегодня солдат-преображенцев, то и они его, знаменитость воровской Москвы, тоже не могли забыть. А дежуривший сегодня гвардии капитан Родионов как раз и вел розыск памятного ограбления кельи греческого монаха Зефира, ведь это именно он чуть ли не каждый день во время двухмесячного следствия приказывал драть Ваньку кошками, выбивая признание. Ванька, однако, держался. А там и единственная свидетельница, подкупленная хитроумным Камчаткой, со слезами отпросилась сходить в баню, откуда, переодевшись в оставленное для нее загодя платье, благополучно исчезла…