Искатель, 2019 №3

— И что? — нервно говорил Долгов, сжимая и разжимая кулаки. — Это же машина! Компьютер! Банк данных! И все! Как может компьютер давать показания в суде? Вот ваш! Вы ему задаете вопрос, да? Если возникает проблема. И он отвечает: по этому вопросу есть данные такие-то и такие-то. Озвучивать это или нет, вы решаете сами, верно?

— Верно, — коротко ответил адвокат, перестав следить взглядом за перемещениями Долгова. Тот распалялся все сильнее, и надо было выбрать момент, когда обвиняемого необходимо будет остановить, чтобы он все-таки сохранил остатки разума и после перерыва не устроил при всем честном народе какой-нибудь скандал и не испортил мнение, сложившееся у присяжных.

— Собственно, — спокойно сказал Ковельски, — какая разница, кто дает показания — живой эксперт или его компьютерный подсказчик? Оба говорят правду и только правду, оба всего лишь озвучивают результат экспертизы. Эксперт не может помнить все числа, Айзек помнит все. Рекомендаций они не дают. Эксперт не имеет права, а искусственный интеллект и не может, нет у него соответствующего алгоритма. Не вижу причины так нервничать, Владимир.

— Да? — Долгов перестал нарезать окружности и остановился напротив адвоката, ухватился обеими руками за спинку стула, так что побелели костяшки пальцев. — Нет причины, говорите? А вы знаете результат экспертизы?

— Тот, что уже приобщен к делу, — кивнул Ковельски. — Вы тоже знаете. Ваш пистолет, ваши пальцы на пистолете, пуля выпущена из вашего пистолета. Это тяжело, но для защитника такая ситуация довольно обыденна, мне приходилось иметь дело — я уже говорил — с таким уровнем доказательной базы, и в двух случаях мне удалось…

— А в трех — нет, — буркнул Долгов. — Это я уже слышал. — Он наконец сел и положил ладони на стол: пальцы довольно заметно вздрагивали, и Долгов прикрыл одной ладонью другую. — Но… Это баллистическая экспертиза, и эксперт уже выступил. И патологоанатом. Что может добавить Айзек? Больше ничего не может быть, верно? Вы же знаете. Я всю ту ночь… ну, почти всю… провел в пабе. Алиби! Что еще им нужно?

Долгов повторял этот вопрос в тридцатый или пятидесятый раз, и Ковельски промолчал — он не знал, что приберегла полиция в лице эксперта Варди, и что хранилось в памяти Айзека. У полиции было право не делиться сведениями до судебного заседания, и она этим правом пользовалась всегда, исключений Ковельски не помнил.

— Эксперт, — повторил адвокат, — не занимается алиби, это работа полиции. Возможно… скорее всего… надеюсь… Варди, то есть Айзек вместо него, не скажет ничего, что… В общем, Владимир, прошу вас, возьмите себя в руки. Нам надо готовиться к завтрашнему перекрестному допросу свидетелей, и я очень надеюсь, что мне не придется вас вызывать.

«А вот прокурор…» — хотел добавить Ковельски, но промолчал. В списке заявленных свидетелей со стороны обвинения Долгов не значился, но Парвелл мог вызвать обвиняемого, если кто-то из свидетелей защиты скажет нечто такое, что обвиняемый обязан будет подтвердить под присягой.

Ковельски встал и закрыл крышку лэптопа.

— Пообедайте и успокойтесь, — сказал он. — Хуже, чем уже есть, вряд ли будет. Я сделаю все, что в моих силах, но… Хорошо бы, если бы вы все-таки объяснили мне, как ваш пистолет…

— Никак! — воскликнул Долгов. — Я вам говорил! Я не понимаю, как мой… как из него… Да я его больше месяца в руках не держал! Он как лежал в ящике под замком, так и лежал, там его и нашли копы.

— Нуда, нуда, — пробормотал адвокат. Возможно, Долгов действительно не знал. Возможно — скорее всего — не говорил того, что знал.

— А этот ваш личный… Айзек… — поднял голову Долгов. — Он вам что советует?

— Ничего, — вздохнул Ковельски. Сколько раз можно объяснять одно и то же? — У моего искусственного интеллекта имени нет. Программа она и есть программа. Голос, который сообщает в нужный момент нужную информацию. Очень удобно. Вывод делаю я. Решение принимаю я.

Ковельски вызвал сопровождающего.

— Увидимся в зале, — сказал он и взглянул на часы, — через час и тринадцать минут. От обеда не отказывайтесь.

* * *

— Что такое тест Тьюринга? — спросил судья и тут же смешался, подумав, каким старорежимным монстром он выглядит в глазах молодого программиста, прибывшего в суд для технической поддержки предстоявшего слушания.

— Я не хочу сказать, что ничего об этом не знаю, — поправился Бейкер, прежде чем программист успел ответить. Как же его зовут, пытался вспомнить судья, он так быстро произнес свое имя, что запомнить было сложно. — Конечно, я читал о Тьюринге, его волшебной машине, о том, что пресловутый тест — проверка на разумность…

Эндрю Витгенштейн едва заметно поморщился, но эта эмоция не ускользнула от внимания судьи. Люди были для Бейкера открытой книгой, в отличие от технических приспособлений любого уровня сложности: от розетки, чинить которую он приглашал электрика, до автомобиля, в устройстве которого не разбирался, хотя был хорошим водителем.