Искатель, 2019 №4

— А сколько он даст за это?

— Еще ничего не говорил, а только сулит много по окончании дела, когда он графом станет. Вот я и думаю, как бы не так, братец! Может быть, все это один вздор только…

— Конечно, обдумай!

Колечкин опустил голову, и в комнате воцарилось молчание.

Вошла старуха с бутылкою водки под платком; она успела раздеться, откупорить, Маринка выпила рюмку, а Алешка все сидел, подперши голову руками. Вдруг он вскочил и хлопнул себя полбу:

— Браво! Умен поп Семен, а коли опростоволосится — у дурака совета напросится! Вот так штука пришла мне на ум!

И, залпом выпив большую рюмку водки, он рассказал Маринке свой план.

В чем состоял план Алешки

Для объяснения всего произошедшего необходимо рассказать следующее.

На другой день в грязном логовище сообщника Андрюшки было шумно и людно. Табачный дым висел в воздухе отяжелевшими облаками, пахло пролитым пивом, и новые бутылки его то и дело откупоривались ловкою рукою Маринки. Человек семь самых разношерстных и разнокалиберных оборванцев истребляли незатейливую трапезу, вместо тарелок лежавшую на клочках бумаги, и шумно разговаривали. Посторонний человек, случайно вошедший сюда, сразу понял бы, в общество какого сорта людей он попал.

Сквозь хохот там и сям слышались специальные слова вроде «стырбанить», «стрельнуть», «освежевать», «зачихать» и прочее. Сквозь три тщательно завешенных окна врывались лучи солнечного утра и достаточно ясно озаряли пирующую компанию, с ее разнообразными костюмами и лицами.

Старуха мать Алексея Колечкина обносила гостей водкой, наливая каждому в стакан прямо из четвертной. Дряхлые руки ее дрожали, держа тяжелую бутыль, но она исполняла свою обязанность со старанием и сосредоточенностью. Иногда, когда налитый стакан переполнялся и водка проливалась на стол, старуха с испугом оглядывалась на сына, который, отведя в это время Маринку в угол комнаты, что-то толковал ей. Объясняемое им ей, вероятно, было очень интересно и серьезно, потому что она, согнувшись и держа между колен откупориваемую бутылку пива, так и застыла в этой позе, подняв на говорящего глаза и немного открыв рот.

Переговорив со своей подругой, Алексей Колечкин подошел к общему столу и, вынув часы, вдруг сказал:

— Ну, господа, кончайте скорей! Пора! До поезда остается всего полтора часа, а отсюда кончик не маленький…

— Успеем! Успеем! — ответило ему несколько пьяных осиплых голосов.

— Давай деньги-то на поезд, — крикнул рыжий атлет, обсасывая голову селедки.

— Нет, не ему!

— Пилюлькину давай…

— Пилюлькин, бери деньги!

Пилюлькин, крошечный субъект, из прогнанных наборщиков, пролез под стол и очутился около Колечкина. Тот развернул бумажник и отдал ему несколько ассигнаций.

— Чур, господа, только водки уж по дороге ни-ни!..

— Знаем! Ладно! — прокричало несколько голосов.

— Ну а теперь, господа, я вам повторю, чтобы вы не забыли как-нибудь… Как со станции — налево, по шоссе, есть мост… Шлепкин! Ты видел его, я тебе показывал.

— Видел, — ответил Шлепкин, угрюмый, коренастый мужик, с попорченной ноздрей, безмолвно повествующей об одной далекой прогулке.

— Речка тут мелкая, — продолжал Колечкин, — на сваях и на скрепах можно поместиться всем очень удобно. Маринка поедет с вами и покажет вам их, когда они теперь поедут на выселок, на дачу к тетке… Место очень пустынное, опасаться нечего… Поняли?

— Как не понять! — угрюмо буркнул Шлепкин. — А только насчет денег, будет ли у тебя верно?

— Шкура, братец, дороже и денег, — отвечал Колечкин, — не заплати-ка вам!..

— То-то же! — отвечал Шлепкин и встал.

За ним поднялись все остальные.

Некоторые вышли уже на двор, другие отыскивали свои шапки, и наконец в комнате остались только Колечкин и Маринка.

— Послушай! — сказал он ей строго. — Дело большое, почище Андрюшкиного… Дело такого сорта, что или я, или он вдребезги… Надо полагать, что он, потому что все устроено в лучшем виде. Когда их схватите — свяжете и рты заткнете. Поняла?

Ну да, конечно, не оставить же их орать…

— Так вот. Затем ждите меня, я приеду с телегой со стороны поля. А может быть, я поспею и раньше…

— Хорошо! — ответила Маринка, повязывая голову платком. — Только девчонку ты не смей трогать, — заключила она, сверкнув глазами.

— Экая ты дура, разве это возможно, разве я могу ее тронуть…

— То-то же!.. Ну, прощай!.. Вон в окно уж стучатся — прощай!.. Маринка привлекла к себе Колечкина и с нежностью любящей женщины поцеловала его в губы.

Колечкин поморщился, но она не заметила этого и скрылась за дверью.

Оставшись один, Колечкин сдернул простыню, завешивавшую окно, и, распахнув его створки, выглянул налево вдаль пустынной улицы. Он видел, как по мосткам один за другим шли его недавние гости. Маринка заключала их шествие.

Около минуты поглядев им вслед, он сел на подоконник и задумчиво уперся взглядом в доски противоположного забора.