Оба пристально поглядели друг на друга и поняли, что другого исхода, кроме доверия, в этом деле быть не может.
— Хорошо! — после короткого молчания ответил Долянский. — Я сам поеду с деньгами в кармане за ними, согласны вы?
— Да! — тихо, но решительно ответила графиня.
— Я согласен, — ответил Колечкин.
— Быть может, вы рискуете жизнью, — сказала графиня.
— Клянусь вам, нет! — воскликнул Савельев, и глаза его как-то особенно сверкнули. — Я еду с доктором, и в случае измены руки наши с ним сумеют пустить несколько метких пуль.
— К чему это все ты говоришь? — обратился к нему Колечкин. — Ты-то уже должен бы верить мне, мы ведь с тобой одного поля ягоды.
— Нет, врешь, меня уже сорвала с этого поля рука искреннего раскаяния… Довольно, всего довольно… Я не могу забыть оплеухи, это правда, но гораздо чаше меня тревожит один ужасный сон. Он требует искупления.
Баронесса фон Шток пришла в неописуемый ужас от всего рассказанного ей несчастной графиней и тотчас же выдала Долянскому чек на необходимую сумму.
Не откладывая ни на минуту, деньги были получены, и восьмеро мужчин, хорошо вооруженных, сели в вагон. Это были молодые люди из петербургских знакомых Долянского, шестой был он сам, седьмой — Савельев, а восьмой — Колечкин.
Петрова и Павел грустно сидели у тусклого оконца избы и вели между собой ту теплую беседу, которой друзья взаимно утешают один другого в тяжелые минуты горя.
Павел силился представить все происшедшее в менее мрачном виде, чем предполагала его невеста. Он старался доказать ей, что человек, привезший их сюда, вовсе не враг их, а скорее друг, решившийся во что бы то ни стало спасти их от неминуемой при других обстоятельствах гибели.
Девушка, слушая его, убаюкивала свои опасения.
Вдруг они увидели небольшую группу мужчин, приближающихся к месту их заточения.
Павел изменился в лице, молодая девушка набожно перекрестилась.
Обоим стало очевидно, что от этой кучки людей зависит их судьба.
Вот они приблизились настолько, что Павел узнал в лицо Колечкина, который шел впереди всех. Вот они вошли за ограду, во двор, вот…
— Боже мой! — шепнула Петрова. — Идут?!
И действительно, в комнату вошло восемь человек; шесть человек охранников или, вернее, тюремщиков Петровой и Павла тоже вошли в горницу и стали в стороне.
Тогда выступили вперед Колечкин и Долянский.
— Вы свободны! — сказал Колечкин, обращаясь к неподвижной от изумления и испуга паре молодых людей.
— Вы свободны! — повторил Долянский и передал Колечкину какой-то пакет…
— Ваша матушка, граф, и ваш батюшка, Марья Петровна, — обратился Долянский, — ожидают вас на квартире баронессы фон Шток. Надо спешить!.. Через полтора часа отходит поезд…
И, говоря это, Долянский протянул руку Павлу, после чего их окружили остальные спутники молодого врача. При полном безмолвии все вышли во двор, и вскоре маленькая толпа исчезла из глаз Колечкина и его товарищей, глядевших ей вслед.
А тем временем в одном из богатейших соборов Петербурга готовилась пышная свадьба. Разосланы были элегантные пригласительные билеты, один из которых лежал и у баронессы фон Шток, к величайшему ее ужасу.
Часов около девяти вечера в церковь стали съезжаться приглашенные. Вот наконец приехал и отец жениха.
Граф Иероним Иванович был чрезвычайно эффектен в дорогом новом фраке.
Вся фигура его дышала тем элегантным достоинством, которое передается, как качество, из рода в род, из поколения в поколение и не может быть приобретено никакой побочной культурой.
В толпе пробежал одобрительный шепот.
Дамы находили, что он сам вполне годится для венца.
Некоторые прибавляли, что теперь бы он и мог жениться, если бы захотел, так как его жена признана неизлечимо помешанною после этой несчастной истории с двойником.
Движенья графа были гибки и изящны.
Он сам распоряжался, всюду поспевал, со всеми перебросился несколькими словами.
Но вот грянул оркестр. Это приехала невеста.
В своем белом наряде она затмила всех какой-то особенной, почти неземной красотой.
А вот и он. Боже, какой красавец! Вот уж настоящий граф. В каждом движении его сквозит тоже изящество, и при этом как поразительно он похож на отца!
Обоих молодых людей подвели к аналою.
Какая прелестная пара!
Иероним Иванович был, видимо, очень взволнован. Он кидал тревожные взгляды вокруг, а в особенности на входную дверь.
Графа приводило в сильную тревогу то обстоятельство, что, несмотря на начало акта бракосочетания, до сих пор не приехала еще баронесса фон Шток.
С возрастающим беспокойством он начал соображать, что тут дело не совсем чисто.
Он хотел было сообщить свои опасения Андрюшке, но последний уже стоял перед аналоем рядом с Терентьевой, и отозвать его никаким образом уже было нельзя.