Засыпая, я услышала тихую песню без слов. Чьи-то голоса выводили нежную мелодию, в ней слышался шорох летнего ветерка, шуршание листьев, птичьи трели… Ничего удивительного, подумала я. Ведь это эльфийский лес, а у них без красивостей не обходится…
В середине ночи я проснулась и увидела, что Лэй все так же сидит, не отрывая зачарованного взгляда от леса. Кажется, ушастик не собирался будить меня, чтобы смениться с караула. Я поднялась, подошла к нему:
— Поспи, я посторожу.
Глаза эльфа были грустными:
— Почему духи не говорят со мной? Только поют. Но на мое обращение не отвечают. И по лесу не бродят. Я не могу их найти. Почему?
Я развела руками. Откуда мне, орке, знать о повадках лесных духов. Я об их существовании-то узнала от мальчишки. Но ушастику и не требовался ответ. Вздохнув, он улегся на мое место и уснул, бормоча:
— Что-то не так. Здесь что-то не так…
Я просидела почти до утра, слушая удивительную песню леса Гвиневры. За ночь ничего странного или страшного не случилось. Только к озерцу приходили на водопой звери.
Издали я наблюдала за животными. Они по очереди приближались к озеру, пили воду и удалялись, уступая место другим. Большие грациозные пумы и горделивые олени (интересно, какой из них дал пинка боцману?), тяжеловесные медведи и шустрые лисы. Хлопотливые еноты полоскали в озере какие-то корешки и собственное потомство. Звери не обращали на нас никакого внимания. Не пугались, но и не пытались напасть.
Под утро берега озерца опустели, огоньки в лесу погасли. Я разбудила друзей, и мы отправились в глубь острова.
— Как он прекрасен, лес Гвиневры! — восхищался Лэй, пробираясь сквозь чащу.
Впрочем, пробирался — слишком сильно сказано. Деревья отдергивали ветви, словно брезгуя к нам прикасаться, кусты расступались, давая дорогу, трава за нами выпрямлялась. Ал удивился:
— Какой вежливый лес.
— Нет, — тихо проговорил ушастик. — Он просто не хочет нас принимать. Будьте осторожнее, ничего не трогайте.
Мы и не пытались даже. Двигались след в след, стараясь не придавить ни один цветочек, не дотронуться ни до одной ветки. Возможно, все обошлось бы, если б не Лис. Мортов ворюга сначала проявлял осторожность, потом вдруг заинтересовался высоким деревом, на коре которого поблескивали золотистые точки. Роману подошел к стволу и принялся с интересом рассматривать необычные вкрапления.
— Идиот! — простонал Лэй.
Я попыталась увести Лиса от дерева. Поздно: одна из верхних веток изогнулась как змея, схватила Роману за шею и подняла к кроне. Выронив нож, вор обеими руками вцепился в петлю, образованную веткой. Тело несчастного раскачивалось в воздухе — ни дать ни взять висельник.
— По-мо-гите… — хрипел он.
Лэй замер, закрыл глаза, протянул руку к дереву, постоял несколько мгновений, потом выдохнул с отчаянием:
— Не отвечает…
Силы вора были на исходе. Гибкая ветвь все крепче сжимала его шею.
Лэй вдруг поклонился дереву, что-то проговорил на эльфийском. Ветка дрогнула, нехотя разжалась. Роману рухнул на землю, хрипя и задыхаясь.
Эльф склонился над ним, быстро ощупал шею, горло:
— Слава богам, все цело. Поболит несколько дней и пройдет.
— Помоги… ты ж лекарь… — каркнул вор.
— Нет! — сердито ответил ушастик. — Так, может, запомнишь, что не надо лезть, куда не просят.
Тяжело вздыхая, Лис поднялся на ноги.
— Да помоги уж, — вступился за него Ал. — Совсем парню худо.
— Нельзя мне силы на него тратить, — буркнул Лэй. — Они еще понадобятся. Мало ли что дальше будет.
Мы шли целый день. Деревья по-прежнему расступались — перед всеми, кроме Роману. Казалось, растения усмотрели в нем врага. Кусты норовили выхлестнуть глаза, корни выскакивали из земли, хватали вора за ноги, трава — и та по-змеиному дергалась, пытаясь то ли ужалить, то ли ударить его сапоги.
Лэю то и дело приходилось останавливаться, чтобы выручить Лиса. Ушастик распутывал корни, уговаривал кусты, кланялся деревьям…
— Почему просто не перерубить пару веток? — спросила я. — Остальные сами отвяжутся.
— Ни в коем случае! — испугался эльф. — Не смей даже говорить об этом вслух!
— Лэй, я понимаю, тебе не хочется вредить растениям на твоей прародине…
— Дело не в этом. — Мальчишка оглянулся, как будто деревья могли нас подслушать, и прошептал мне на ухо: — Здешние растения, они разумны. Как мы.
Я с подозрением покосилась на друга.
— Да, — продолжил тот. — Я понял, почему духи не бродят по лесу. Они соединились с растениями, стали их частью. И теперь каждое дерево, каждый куст, каждая травинка обладают способностью мыслить.
Я молча слушала друга, еще не понимая, к чему он клонит. Даже если Лэй прав, что это меняет? Оказалось, многое.
— Теперь духи воспринимают растения как свои тела. Возможно даже, с гибелью дерева умирает его дух. Неудивительно, что лес так защищает себя. Это духи затушили мое огненное заклинание и чуть не придушили Роману, когда тот слишком близко подошел к дереву.
— А Дайфа зачем олень пнул?
— Наверное, он листок какой-нибудь сорвал или кусты поломал. Растения и животные защищают свой дом. Вот поэтому надо быть особенно осторожными.