Искатели

Сразу же после этого он уехал, не сказав больше ни слова. Сначала Эймосом и Мартином овладело неудержимое желание немедленно броситься вперёд и на всех парах мчаться туда, где стояло сейчас племя, чтобы увидеть Дебби. Однако они быстро сообразили, что такая спешка может лишь навредить им. В любом случае для успешного вызволения Дебби им было необходимо сочетание двух факторов: присутствие поблизости правительственных войск, которые выглядели бы ощутимой угрозой для индейцев, и добрые услуги квакеров, которые, как никто другой, умели вести переговоры с краснокожими и могли бы добиться освобождения Дебби без излишнего кровопролития и вспышек насилия.

Поэтому они спокойно заночевали и лишь на рассвете следующего дня двинулись вслед за индейцами. Они быстро двигались по следам племени, которые выглядели весьма отчётливо. Племя направлялось в сторону Форт-Силл. И вдруг Эймос с Мартином заметили, что племя резко изменило маршрут своего движения и пошло чуть ли не навстречу им.

— Они что, хотят напасть на нас? — уставился на непонятные следы Мартин Паули.

— Не думаю, — покачал головой Эймос. — Разве мы представляем для них какую-то угрозу? Чего им бояться?

— Но что-то же заставило их свернуть!

— Да, — согласился Эймос, — это так...

Погода между тем начала быстро портиться. Всё небо до самого горизонта заволокли тяжёлые свинцовые тучи со зловещим чёрным отливом. Эймос внимательно и с опаской вглядывался в небо, стараясь понять, что происходит с природой. И чем больше он смотрел на небо и слышал усиливающийся тревожный вой ветра, тем больше он укреплялся в мысли о том, что индейцы испугались отнюдь не их, а того, что происходило в небе над их головами. Там собиралась и зрела грозная, непреодолимая сила, по сравнению с грозным могуществом которой люди казались ничтожными, не способными ни на что крупинками.

Эймос ещё раз вгляделся в оставленные индейцами самые свежие следы. Теперь уже не было сомнения в том, что они убегали, изо всех сил спасались бегством, стараясь найти убежище и где-то укрыться от неминуемого разрушительного удара стихии.

Они развернули коней и поехали в том же направлении, что и краснокожие. И Эймос, и Мартин прекрасно понимали, что им тоже следует спешить: грозная стихия не собиралась щадить никого — ни индейцев, ни белых.

Внезапно конь Мартина стал упрямиться и попробовал брыкаться. Очевидно, он тоже был напуган разгулявшейся стихией и следовал своим инстинктам, пытаясь спастись. Мартину пришлось всадить шпоры глубоко в бока коня и изо всех сил натянуть узду, чтобы смирить его и подчинить собственной воле. С трудом, но это удалось ему, и конь вновь покорно затрусил в том направлении, которое указывал ему всадник.

Было всего четыре часа, а в прерии стало темно, как ночью. Лишь изредка у самой линии горизонта мелькала желтоватая полоска неба, подсвеченная ущербным солнцем, и тут же исчезала, чтобы скрыться в океане почти чернильной темноты. Затем сверху посыпался снег. Острые колючие снежинки секли по щекам, порывистый и колючий холодный ветер безжалостно выдувал из-под одежды остатки тепла. Казалось, лошади застыли в этой вьюжной круговерти и никуда не двигаются. Порывы ветра были такими сильными, что на мгновение Мартину почудилось, что это он сам поднялся в воздух и кружится вместе со снежинками. Холодная метель заметала следы лошадей и, не переставая, швыряла и швыряла пригоршнями в лицо острые жгучие снежинки.

Эймос с Мартином надеялись, что сила и скорость ветра со временем ослабнут, но они, напротив, только крепли и усиливались, пока ветер не стал поистине ураганным. Казалось, он вознамерился смести с лица земли всё живое. У лошадей стали заплетаться ноги, они едва брели в этой бешеной пурге. Мартин вдруг понял, что совсем не чувствует своих ног — они замёрзли до такой степени, что он перестал ощущать их. Каждый вдох давался ему с непомерным трудом — обжигающий ледяной ветер проникал в горло и лёгкие, забивая их снегом. Лошади брели куда-то, не разбирая дороги. И они, и люди давно утратили ощущение направления, и ничто не могло подсказать им, куда идти.

В этот момент случилась катастрофа. Лошадь Эймоса вдруг споткнулась и с неудержимой силой полетела вниз. Даже несмотря на оглушительный вой ветра, Мартин услышал, как отчётливо хрустнула, ломаясь, её шея. Мартин до отказа натянул поводья, но было уже поздно — его собственный конь рухнул вниз. Мартин не знал и не чувствовал, куда они летят, и лишь фанатично молился про себя, чтобы всё обошлось.

Господь будто услышал его молитвы. Падение оказалось не слишком страшным — по крайней мере не таким страшным, как у Эймоса. Пролетев около двенадцати футов, Мартин вместе с конём приземлился на усыпанное снегом дно вымоины, образовавшейся в результате весенних дождей. За пеленой метели она была совершенно не видна. Если бы видимость была нормальной, они с Эймосом сразу бы заметили её и сумели объехать. А сейчас Мартин вместе со своим конём лежал на дне вымоины и с ужасом думал о том, что же произошло с Эймосом.