Искатели счастья

Заснуть в ту новогоднюю ночь удалось около трех часов ночи. А в шесть утра я внезапно проснулся, как от сильного толчка, оделся и вышел на пустынную улицу. В те дни в городе мороз достигал 20 градусов, значит за городом - считай все тридцать. Я постоянно думал об Олеге, чувствуя нутром, что он в беде. Ноги сами несли меня в метро. Вышел я на Тульской и, как сомнамбула, добрел до Свято-Даниилова монастыря. Вошел внутрь, за воротами свернул налево и по лестнице поднялся в храм Всех святых. Купил свечей, заказал Олегу обедню, сорокоуст и вошел в переполненный храм.

Первые минуты я стоял по стойке смирно, зажатый со всех сторон горячими телами прихожан. На меня со всех сторон дышали перегаром десятки мужских глоток. Меня тошнило, выступил обильный пот. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, стал вспоминать, что же это за день такой, и почему одни похмельные мужики вокруг? Вспомнил: первого января поминается мученик Вонифатий. Он жил в блудном сожительстве с богатой римлянкой Аглаидой, любил выпить и пошутить. Как-то сожительница отправила его в Тарс, где непрестанно мучили христиан, за останками мучеников. Считалось, что мощи христиан приносят в дом благополучие и здоровье. Вонифатий увидел мучения, удивился мужеству и стойкости верующих и сам встал в ряды христиан. Его зверски пытали сутки, наконец, отсекли голову. Слуги нашли его тело и привезли домой, госпоже. Аглаида устроила церковь и до конца дней служила в храме при мощах бывшего сожителя, мученической кровью искупившего свои грехи. Теперь понятно, почему пьющие мужчины почитают мученика Вонифатия - он вёл такой же образ жизни, как те, кто меня так плотно окружал. Как только священник обошел храм с кадилом, тяжелый дух перегара исчез. Теперь пахло лимоном и кедром. Меня отпустило, я сумел сосредоточиться, стоял и молился о помиловании Олега, о возвращении его домой. Под конец службы похмельные собратья стали мне как родные, а я в душе почувствовал, что с Олегом все будет хорошо.

А вечером позвонил Олег и рассказал, как они с Вольфом поехали к нему на дачу. Их потрепанный УАЗик заглох среди поля, не доехав двухсот метров до дачного поселка. Они бегали на дачу, согревались и пытались починить машину, но она никак не заводилась. И, наконец, «ни с того ни с сего», сегодня в восемь утра мотор завелся с первой попытки, и они вернулись домой. Я объяснил ему, что это его мученик Вонифатий спас, на что Олег только саркастически хмыкнул.

С некоторых пор у нас с Олегом появились серьезные разногласия. После моего «восхождения на крест» по молитвам монаха, я стал посещать церковные службы. И уже не представлял себе жизни без исповеди и причастия. К тому же мне монах «вменил» молитвенное правило, которое я старался выполнять неукоснительно. Это стало моей главной работой. Это был мой крест.

Олег же решил для себя, что строить храм гораздо важнее, чем посещать его и участвовать в общей молитве. А уж «выворачивать свою душу на исповеди перед попом» - это вообще в его голове не укладывалось. Когда я часами говорил ему о своей новой жизни в Церкви, будто черные шоры падали на его глаза и уши. Он «слушал, но не слышал, смотрел, но не видел».

Мы продолжали встречаться, теперь уже парами. Наши жены шли за нами и говорили о чем-то своём, женском. Мы же с Олегом то вспоминали прошлое, то спорили, то ссорились, чтобы снова помириться. Тогда мы старались не пропускать американские и международные выставки. Выстаивали длинные очереди, чтобы в огромных павильонах ВДНХ и Красной Пресни бродить от стенда к стенду, удивляясь новинкам техники, современным технологиям, роботам, лазерам… Набирали пачки проспектов, говорили по-английски с фирмачами и вдыхали непередаваемый западный аромат дорогих сигар и духов.

Только вот относились мы ко всему этому по-разному. Олег не скрывал восторга и жадного интереса к западным новинкам. Он даже в горячке позволял себе такое: «Нет, Юрка, только страны с протестантскими традициями способны на такой технологический и культурный прорыв! Ведь у них как! Если ты не успешный бизнесмен, значит, Бог тебя наказал за лень или за пьянство». Мой восторг западными новинками был не столь ярким и довольно быстро исчезал, как только мы покидали стены выставочного павильона. В памяти оставались насмешливые взгляды высокомерных фирмачей и язвительные усмешки в наш адрес. Я чувствовал, что всё это не моё, чужое…