Искатели счастья

Мои дед с бабушкой лежали в аккуратной могиле с приличной металлической оградой, внутри которой белели мраморные плиты с крестами и эмалевыми фотографиями. Прутья ограды вросли в толстую морщинистую кору старой липы. Под ее роскошной кроной жила густая тень, которая шевелилась, как живое существо. Я повыдергивал траву, погладил рукой прохладный мрамор обелисков, всмотрелся в лица предков. Присел на скамью и понял, что не знаю, что мне делать дальше. Что вообще в таких случаях делают?

− Эй, дружище, ты как? − раздался из-за густого орешника баритон Олега.

− Нормально, − ответил я. − Да ты заходи, место есть.

− Да, у тебя тут уютно. Не то, что на моей могиле. У меня там полный хаос. Придется заняться благоустройством. Батюшки, какая роскошь! − Показал он на металлический ящик под скамейкой. − Знаешь, Юра, я всё думаю о твоей гадалке. Мне кажется, она не просто так появилась в твоей жизни. Прими это, как предостережение. И готовься круто изменить свою жизнь.

− Куда и как изменить? − спросил я недоуменно.

− А вот ты и разберись. Значит, пришло время подумать об этом.

− Я тут пока тебя не было, не знал что мне делать. В голове сумбур. Просто тупо смотрел вокруг и всё. Я ничего не знаю об этом! − Обвел рукой окружающие могилы.

− Ничего, брат, узнаешь. Говорят, с умершими нужно говорить как с живыми. Они слышат и всё видят, чем мы тут занимаемся.

− Как это видят и слышат? Они уже сгнили там под землей.

− Это, Юра, только телесная оболочка сгнила. А душа-то живет. Она и после смерти тела продолжает жить. Ты думаешь, почему я тут сегодня оказался и тебя за компанию позвал? Снятся мне мои покойники. Каждую ночь снятся. И просят, даже требуют, чтобы я сюда пришел и поговорил с ними. Да так это явно происходит, будто они живы и рядом стоят. И ты тоже сюда ходи. Ты заметил, как тут хорошо и спокойно?

Посидев еще с полчаса, мы встали, прикрыли калитку и побрели по дорожке в сторону выхода. Мой взгляд непрестанно скользил по надписям и фотографиям на памятниках. Здесь лежали не только старики, но и совсем молодые, и даже юные, и совсем дети. Вдруг меня заинтересовал один памятник у самой дороги. На светло-бежевом полированном камне виднелась цветная фотография красивой девочки в пышных белых бантах. Под ней − бронзовые буквы: «Лена Зеленова, 1965-1974», а чуть ниже корявые буквы, процарапанные чем-то острым: «Лена, я тибя люблю!» Мне представилось, как мальчик, оглядываясь, царапает гвоздем эти слова и рукавом смахивает слезы с грязной щеки. Девочка на фотографии улыбалась. Такая красивая! Полная жизни…

  Когда за нашими спинами осталась кладбищенская ограда, мы вышли на солнечную улицу. Здесь ползали туда-сюда троллейбусы, звенели трамваи, улыбались люди и смеялись дети, из открытого окна доносилась песня про Арлекино… И мне вдруг так захотелось жить! В общем, в тот день мы с Олегом несколько покуролесили и расстались за полночь.

  У меня есть мечта

Олег, пользуясь доступом своего отца к закрытой информации, часто подбрасывал мне сенсации. Однажды он оглянулся, предупредил, что за такие документы дают от десяти лет и протянул мне листок. Переступая через животный страх в бушующем сердце, взял его «как ежа, как бритву обоюдоострую, как гремучую в двадцать жал змею двухметроворостую» и прочел вот это:

Открытое письмо Ф.Ф. Раскольникова Сталину (17 августа 1939 г.)

Я правду о тебе порасскажу такую,

что хуже всякой лжи.

Сталин, вы объявили меня «вне закона». Со своей стороны, отвечаю полной взаимностью: возвращаю вам входной билет в построенное вами «царство социализма» и порываю с вашим режимом.

Ваш «социализм», при торжестве которого его строителям нашлось место лишь за тюремной решеткой, так же далек от истинного социализма, как произвол вашей личной диктатуры не имеет ничего общего с диктатурой пролетариата.

Что сделали вы с конституцией, Сталин?

Испугавшись свободы выборов, как «прыжка в неизвестность», угрожавшего вашей личной власти, вы растоптали конституцию, как клочок бумаги, выборы превратили в жалкий фарс голосования за одну-единственную кандидатуру, а сессии Верховного Совета наполнили акафистами и овациями в честь самого себя. Постепенно заменив диктатуру пролетариата режимом вашей личной диктатуры, вы открыли новый этап, который войдет в историю нашей революции под именем «эпохи террора».

Никто в Советском Союзе не чувствует себя в безопасности. Никто, ложась спать, не знает, удастся ли ему избежать ночного ареста. Никому нет пощады. Правый и виноватый, герой Октября и враг революции, старый большевик и беспартийный, колхозный крестьянин и полпред, народный комиссар и рабочий, интеллигент и Маршал Советского Союза - все в равной мере подвержены ударам вашего бича, все кружатся в дьявольской кровавой карусели. …