Искатели счастья

Как-то мы со Светой зашли в гости к её напарнице маляру Вале. Нам открыл дверь её жених Сергей, в голубой майке и синих трусах с соленым огурцом на вилке: они ужинали. Сама Валя, толстая, с потухшими глазами, выглядевшая лет на сорок, встретила нас в тоскливом байковом коричневом халате и в бигудях. Она грызла капустную кочерыжку, чавкала и чесалась. Сергей обрадовался нам и затащил за стол. Он часто наливал водку и сам её в одиночестве пил, мы пригубили для приличия, потому что собирались в театр. Дамы говорили о своём, решая кто в какую смену выходит. Сергей плотоядно поглядывал на Свету в бежевых вельветовых брючках и французском батнике и нудно объяснял мне:

− Есть девушки для гулянки, а есть для жизни. Твоя Светка − она для флирта, а моя Валька − она для жизни, понимаешь!

− А о чем вы перед нашим приходом разговаривали? − спросил я небрежно.

− Так это… − смутился Сергей. − Ни о чём. Так, телевизор смотрели.

− А о чем обычно разговариваете? Какие темы обсуждаете?

− Ну ты даешь, − почесал тот затылок. − Ну там, что завтра в гастрономе купить. Или еще к кому в гости…

Наконец, Света закончила переговоры с «девушкой для жизни» и мы вышли на улицу и поспешили на электричку до Москвы. Мы торопились в Театр Сатиры на спектакль с участием Миронова и Папанова. В электричке я еще раз посмотрел на свою подружку и серьезно сказал:

− Светик, если ты хоть в чем-то станешь похожей на эту Валю, я тебя самолично аннигилирую, чтобы и микрочастиц не осталось. Поняла?

В ответ раздался заливистый смех. Света была жизнерадостной девочкой и очень доброй. А еще она очень хотела замуж, за меня.

− Жалко мне Серегу. Сопьется он с этой двадцатилетней старухой.

− Да брось ты, Юрочка, знаешь какой он донжуанщик? Это он так, поужинать к ней бесплатно ходит. У него для души есть такая подружка − закачаешься! А ты мне второго «газданчика» дашь почитать? Ну этого, который «Ночные дороги»? Что там вкусненького?

Я открывал книгу и смачно зачитывал подчеркнутые места:

   «…в силу нелепой случайности мне пришлось стать шофером такси. Все или почти все, что было прекрасного в мире, стало для меня точно наглухо закрыто - и я остался один, с упорным желанием не быть все же захлестнутым той бесконечной и безотрадной человеческой мерзостью, в ежедневном соприкосновении с которой состояла моя работа. Она была почти сплошной, в ней редко  было место чему-нибудь положительному, и никакая гражданская война не могла сравниться по своей отвратительности и отсутствию чего-нибудь хорошего с этим мирным, в конце концов, существо­ва­нием.» …

    … «У нее на глазах стояли слезы, она дрожала от холода. Потом она обратилась ко мне с предложением последовать за ней, мне стало ее жаль, я отрицательно покачал головой.

     − У меня не было ни одного клиента сегодня, − сказала  она, −  я замерзла, я не могла даже выпить кофе.

     На углу светилось одинокое кафе. Я предложил ей заплатить за то, что она выпьет и съест.

     − И ты ничего от меня не потребуешь?

     Я поспешил сказать, что нет, я решительно ничего не потребую от нее.

     − Я начинаю верить, что ты действительно русский, − сказала она.»

− Понимаешь теперь, почему наши эмигранты говорили: «Франция была бы прекрасна, если бы там не было французов»? Им непонятно, как это можно за свои деньги накормить голодного!.. Это для французов − нонсенс.

− Дай, дай, дай, пожалуйста! − вспыхивала Света и получала замечательную книгу. Так мы сосуществовали: я ей книги, она мне − жизнерадостность и доброту.

Позже мне стали докладывать друзья-завистники, что Света делится жизнелюбием не только со мной, но и с бригадиром, звеньевым, мастером и прорабом, с которыми по несколько раз в смену уединяется в бытовке. На вопрос почему такая неразборчивость, девушка округляла выразительные глаза, хихикала и махала ручкой: что меня убудет, что ли. Пришлось мне с ней расстаться.

Но в Москву мы с Олегом всегда ездили без девушек, в чисто мужской компании.