2-й Корниловский ударный полк в полном составе, кроме 1-й офицерской роты, находившейся в отряде полковника Пуха, двинулся согласно приказу на Нижний Рогачик. Холодный октябрьский ветер бился в коротких полах английских шинелей, надувал однобокими пузырями фуражки и посвистывал на кончиках острых штыков. Вокруг шелестели засохшие листья обезглавленных подсолнухов. Перед самым наступлением сделали привал. Ударники, заправляя полы шинелей под колени, уселись в котловинках спиной к ветру. Все потирали глаза, покрасневшие и распухшие от бессонной ночи, ветра и пыли. Вяло принялись за скромный завтрак из хлеба и сала. Офицеры ушли на рекогносцировку. Начальство вернулось. По лощинам, овражкам и балочкам ударники потянулись гуськом за своими командирами. В стороны, на пригорки, были высланы дозоры. Оттуда сразу открылся вид: впереди — почерневшие избы, белая колокольня, ветряные мельницы упираются в днепровские плавни, вокруг — обнаженные поля, по серому небу низко ползут свинцовые тучи. Беспросветно было и на душе. Коченея от холода, дозоры всматривались в серую мглу. Раскачиваемые ветром стволы подсолнухов казались наступающей пехотой, скачками пронесшаяся на горизонте стая собак померещилась кавалерией. Охватывала жуть. Дозоры объехал полковник Левитов, не отрывая глаз от бинокля. Наконец из одного овражка показался весь полк, он рассыпался веером и побежал в гору. Бой начался. Красных сбили с горы. Над наступающими низко стлались белые облачка шрапнелей, быстро разгоняемые ветром. Оторвавшись от корниловцев, красные, подкрепленные резервами, перешли в контратаку. Из-за Днепра полетели тяжелые снаряды. Широкие столбы черного дыма с землей вздымались к свинцовым тучам, и тогда многие крестились мелкими частыми крестиками. Левый фланг полка стал отступать, рота, стоявшая на правом фланге, заметила это, когда она осталась в одиночестве. Ударники бросились наутек. То и дело падали раненые, они кричали и хватались за развевавшиеся полы шинелей и мелькавшие сапоги… Сзади неслось улюлюканье. Корниловцы остановились, как только увидели показавшуюся из-за холма резервную офицерскую роту… Сердце еще колотилось, но у всех точно камень свалился с души. Офицерская рота шла стройной цепью, со штыками наперевес. Застрекотал «льюис». Только что бежавшие корниловцы закричали «Ура!» и теперь покатились обратно красные, а за ними корниловцы. Из плавней забила беглым огнем батарея красных, 13-я рота дала несколько залпов по плавням и залегла. Люди отдыхали. Где-то недалеко залегли и красные. Началась перестрелка. Легко раненные корниловцы, точно пустые зерна, относимые на току ветром, скрывались из глаз за пригорком. Один ударник только что обернулся к соседу, как увидел его лежащим уже неподвижно — на его смуглом виске виднелось черное пятнышко. К убитому подошел его земляк, сокрушенно покачал головой, перекрестился и сказал: «Царство ему небесное», а потом обшарил карманы убитого и вытащил бумажник и хлеб, который тут же стал есть. Стрельба у красных усилилась. Над стеблями кукурузы стали видны тонкие струйки пара, поднимавшиеся от клокотавших пулеметов. Красные поднялись и цепями, одна за другой, пошли на корниловцев, 13-я рота стала отходить, но уже в полном порядке, непрестанно отстреливаясь. Следом за корниловцами ползли на локтях раненые. Один из них все время кричал: «Братцы, не оставляйте», а потом оглянулся назад и начал срывать погоны.
Какой-то красноармеец выбежал из своей цепи, снял фуражку и стал ею махать, что-то крича. Корниловцы прекратили стрельбу, и до них донеслось:
— Кадеты, сдавайтесь, а то, так вашу так, все равно всех перебьем.
Ему ответили еще большей руганью и усиленными залпами. Красноармеец стал стрелять с колена.
Вспоминая этот бой, ударник Дегтярев записал свои впечатления о том, как воевали отдельные ударники из бывших красноармейцев: «Был и у нас один ударник из пленных, который все время выбегал вперед и становился стрелять с колена. А история этого ударника такова: в 19-м году он попадает в плен к белым и назначается во 2-й Корниловский ударный полк, участвует в походе на Орел, но при отступлении заболевает тифом и остается в г. Харькове. По выздоровлении он отправляется к себе на родину, в Пензенскую губернию, где долго скрывается от повторных мобилизаций и от налетов заградительных отрядов, но в конце концов был вынужден идти служить. Его отправляют на Южный фронт, он снова попадает в плен и опять оказывается во 2-м Корниловском полку, но уже со своим меньшим братом и несколькими земляками». А вот был и еще ударник, бывший пленный, мой земляк — Тихомиров. Получил он некоторое образование, слыл за белоручку и имел наклонность тереться около штаба, но вот попал на позицию и показал себя примерным героем. Последний раз я его видел уже к концу боя — он бежал впереди меня, заряжая на ходу винтовку, а за несколько дней до того он вытащил из кармана сторублевую царскую бумажку и говорит: «Если меня убьют, обязательно забери деньги, не хочу, чтобы они доставались красным»..