Искра в ночи

P. S. Шлю тебе книгу, которую обещала. «Сказки братьев Гримм» с нашими детскими почеркушками на страницах. Хотя, честно сказать, мне страшновато доверять эту сентиментальную реликвию трансатлантической почте. Всякое может случиться в пути! Также – в качестве доказательства, что мы уже взрослые девочки, – шлю тебе «Дублинцев», хотя не поняла и половины.

P.P.S. Я когда-нибудь говорила, что иногда смотрю на восток и представляю себе, что, если бы Земля была плоской и если бы деревья не загораживали обзор, я могла бы увидеть тебя? Ты когда-нибудь занималась такими глупостями?

Жду от тебя новостей. Напиши сразу, как будет время.

16 марта 1919 года

Дорогая Бет, я так рада, что ты написала! Даже не верится, что ты переезжаешь в Канзас! Говорят, на американском Западе такая земля, что там растет все, что бы ты ни посадил. Признаюсь честно, я совершенно не представляю тебя фермершей или фермерской женой, но я за тебя очень рада.

Сегодня в городе проходит парад в память о павших в войне. Я решила остаться дома… Во-первых, потому, что хочу рассказать тебе кое-что странное, а во-вторых, я просто не выдержу еще одно мероприятие, где все сосредоточено вокруг мертвых, и мы ведем себя так, словно тоже мертвы, хотя мы еще живы.

В воскресенье у нас были гости. Весь цвет общества нашего городка. Мама сказала, что мы уже очень давно не собирались все вместе, но мне кажется, все дело в том, что любое собрание видится ей потенциальной возможностью выдать нас с сестрами замуж и женить братьев. Это единственное, что еще подогревает в ней интерес к жизни. Или же наоборот. Может быть, когда мы разбежимся из дома, ей уже будет не нужно одеваться с утра. Ей уже будет не нужно дышать. Она сможет лечь на могилу Тедди и уже не вставать.

Парень, которого она выбрала для меня (почему-то ее основное внимание сосредоточено на мне), оказался настолько скучным, что я даже не знаю, что о нем написать. Во-первых, он трус. Он не пошел добровольцем, как Тедди и все остальные из наших знакомых, а дожидался, пока ему пришлют повестку. Во-вторых, он непростительно серьезен: бу-бу-бу, примите мои соболезнования, бу-бу-бу, я сожалею о вашей утрате. И так целый вечер.

Приходилось изображать заинтересованное лицо, пока не свело мышцы. Мама не замечала мои свирепые взгляды. (Она хочет, чтобы кто-то пришел и заткнул дыру в моем сердце. И упорно не видит, что никакой дыры нет.) Она говорит, что для женщины нет ничего важнее семьи и материнства. Вот ее собственные слова: «Я чуть не умерла, рожая Гордона, но оно того стоило! И потом, разумеется, у меня было еще пять детей».

Разговор тянулся бесконечно. Гости все прибывали и прибывали, в доме сделалось тесно и душно. Мистер Примите-Мои-Соболезнования так меня утомил, что я при первой возможности ускользнула на кухню и вышла на улицу через заднюю дверь, чтобы подышать свежим воздухом. Мне захотелось немного пройтись, и я сама не заметила, как дошла до опушки леса на границе поместья.

Не знаю, что на меня нашло, но я вернулась к сторожке, взяла в сарае метлу, потом перелезла через забор и пошла к тому старому заброшенному домику в лесу, о котором писала тебе в предыдущем письме.

Добравшись туда, я начала подметать. В меня словно что-то вселилось, мне хотелось лишь одного: навести там порядок. Я вымела весь сор и всю пыль, накопившуюся по углам за бог знает сколько лет. Когда я закончила, в доме – пусть и полуразрушенном – стало чисто.

Когда я вернулась домой, обед уже кончился и гости разъехались. Похоже, никто не заметил моего отсутствия. Вера сидела на диване в гостиной, заплетала Рут косу (с черной лентой, само собой). Хьюберт заперся в библиотеке, где, несомненно, читал депрессивную поэзию. Это еще одна перемена, связанная с гибелью Тедди. Когда он был жив, он был просто одним из нас. Теперь, когда Тедди не стало, все вокруг думают только о нем.

Как бы там ни было, за последние дни я несколько раз приходила в лесной домик. Я уже вычистила весь мусор из щелей в стенах, принесла туда старые подушки и кое-какую посуду, которой мама точно не хватится. Я нашла в зарослях неподалеку битые кирпичи и подложила их под ножки стола, чтобы он не шатался.

Ты, наверное, скажешь, что я потихоньку схожу с ума. Я не знаю, что на это ответить, но когда я прихожу в этот заброшенный домик, навожу там порядок и пытаюсь создать хоть какое-то подобие уюта, я чувствую, что просыпаюсь от спячки. И это единственное место в мире, где я могу хоть немного побыть одна. Хотя, как бы глупо это ни звучало, в основном я просто сижу за стареньким столом (и прямо сейчас пишу тебе это письмо!) и веду мысленные разговоры с тобой. Это место я про себя называю нашим. И это, наверное, самое странное.

Хотя нет. Вот что самое странное: иногда, когда я сижу у окна в своей комнате – оно выходит на лес, – я вижу, как над деревьями поднимается струйка дыма. Именно с этого места, где стоит домик. Как будто кто-то топит камин. Так что, может быть, я и вправду схожу с ума.