Искры

— Да, одна из лучших в нашем городе. Если располагаете временем, можете осмотреть и составить понятие об умственном развитии нашего молодого поколения.

Мы вошли в школу, находившуюся во дворе церкви. Я вспомнил школу тер Тодика[44] во всем ее уродстве! Здесь также, сидя в беспорядке на циновках, дети читали хором, но разное, потому что и книги у всех были разные. Дома отец давал сыну оставшуюся от прадедов какую-нибудь книгу — будь это Псалтырь, Часослов, сказание о Медном граде[45], старинный лечебник или сонник — и наказывал сыну: «Скажи учителю, чтоб по этой книге учил тебя». Разница между этой школой и школой тер Тодика заключалась лишь в том, что здесь я услышал впервые названия книг: грамматика, риторика, логика и т. п. Они служили лишь для развития механизма чтения, читали их, как читают Евангелие. По-видимому, дома у учеников не нашлось других, более подходящих книг.

Учителя звали достопочтенный Симон. В Константинополе он работал цирюльником и, как все цирюльники, был довольно упитанный толстяк. От постоянного пьянства лицо у него было синекрасного, как гребень индюка, цвета: кожа на лице затвердела, потеряла эластичность и походила на кожуру апельсина; на огромном носу, занимавшем значительную часть лица, выступали подозрительные красные пятна. Подобные лица способны на всяческое лицемерие, да и подхалимство им под стать. Его одежда представляла забавную смесь азиатского с европейским. На голове — красная турецкая феска, поверх которой, по курдскому обычаю, повязаны были два платка — так называемая «язма»; одет он был в длиннополую ванскую антарy, а поверх — короткий европейский сюртук темно-желтого цвета. Короткое пальто и длинная антара были несколько раз стянуты вокруг живота толстым шерстяным кушаком. Узкие панталоны едва закрывали его голени. По-видимому, эти жалкие панталоны он купил на толкучем рынке, потому они были столь коротки. В классе он носил особого рода туфли с деревянными, в три пальца толщины, подметками; во время ходьбы по кирпичному полу туфли издавали весьма странные звуки.

Единственным предметом, подтверждавшим его профессию, была огромная чернильница, засунутая за пояс у самого живота. Эта своеобразная чернильница состояла из длинной четырехугольной медной трубки, к концу которой был приделан граненый стаканчик с чернилами; в стаканчике плавали черные шелковые нити, впитавшие чернила и мешавшие им пролиться. В медной трубке находилось все, что угодно: перо и перочинный ножик, щипчики для выщипывания волос из носа, бритва, которой брился достопочтенный, ложечка для ковыряния в ушах — этой же ложечкой он наливал воду в стаканчик, когда высыхали чернила. С пояса достопочтенного свешивались и другие предметы, в их числе коротенькая трубка с деревянным мундштуком, громадный пестрый кисет с табаком и щипцы, которыми он накладывал в трубку огня, а в случае необходимости, схватывал ими за нос своих питомцев.

Увидев гостей, достопочтенный Симон в первую очередь принялся наводить порядок. «Сс… сс… молчать!» — заорал он и стал бегать по классу, размахивая палкой: одного обругал, другого схватил за уши, третьего за волосы и усадил на место… Наконец, ему удалось восстановить порядок. Ученики смолкли и замерли на местах. В результате наведения порядка в полутемном классе поднялось облако пыли, сквозь которое можно было разглядеть, как перепуганные дети осовелыми глазами поглядывали на нас. Достопочтенный подошел к нам и обратился с приветствием, как хозяин дома к гостям.

— Добро пожаловать… Честь и место! Милости просим!

Не знаю, до чего б дошла его любезность, если б один из учеников не фыркнул и не прервал речи Симона. «Ужо покажу тебе, мерзавец», — пробормотал он, пригрозив кулаком провинившемуся.

— Чему вы их обучаете? — задал вопрос Аслан.

— Всем наукам, милостивый государь, — отвечал достопочтенный, ковыряя указательным пальцем в ноздре. — На любой вопрос соловьем они защёлкают.

— Прекрасно! — ответил Аслан.

— Вот этот малыш, сударь, — он указал на мальчугана лет восьми — может прочесть вам «Отче наш» наизворот.

— Как это «наизворот»?

— А так… К примеру… С конца до начала[46], — ответил достопочтенный, запинаясь.

— Вероятно, в подобном методе обучения имеется особый смысл? — спросил серьезно Аслан.

— Как же, сударь, имеется особый смысл, — повторил Симон наставническим тоном, — когда прочитаешь «Отче наш» наизворот, глянь — сатана-то и пригвожден к земле на хвосте и ни с места. На опыте проверено, сударь, и не однажды.

Аслан обернулся к малышу.

— А ну-ка, мой удалец, покажи, как сатану пригвождают к земле на хвосте?

Мальчик поднялся с пола, прижал обе ладони к груди, раза два кашлянул и, выпучив невинные глазенки, стал читать:

— Лукавого от нас избави, но искушение во нас введи не и…

— Довольно, — прервал его Аслан, — на сей раз оставим лукавого в покое.

По-видимому, достопочтенный остался доволен ответом мальчугана и указал на другого ученика.