Искры

Весеннее солнышко собирало душистую росу с пышной растительности, только что проснувшиеся птицы оглашали веселым гомоном высокие горы и лесные чащи. Воздух насыщен был легким, нежным туманом. Первые лучи солнца сверкали сквозь эту беловато-прозрачную завесу. Вдали виднелись горы, увенчанные вечными снегами, виднелось Ванское море со своими живописными берегами. Сквозь туман показалось огромное морское судно, которое, подобно символу прогресса, мчалось всё вперед и вперед, оставляя серебристый след на безмятежной морской поверхности; в воздухе тянулась длинная дымовая лента.

Недалеко от Востана расположено село Размиран. Благодаря живописному местоположению это село в древние времена служило излюбленным местом для прогулок князей из рода Рштуни, а в дальнейшем князья Арцруни устроили здесь свою летнюю резиденцию. Теперь в стороне от села, на косогоре, стоит красивый каменный дом. Одной стороной он обращен к морю, другой глядит в прекрасный сад, зеленокудрыми террасами спускающийся вниз к оврагу.

В саду с острым садовым ножом в руке работал мужчина. Седина только начинала серебриться в его черных волосах. Но смуглое лицо его сохранило юношескую живость. С большой осторожностью надрезывал он кору молодых деревьев и, вставляя туда нежные ростки, перевязывал их мягкой ниточкой. Возле него стояла маленькая девочка в легком весеннем платьице, поля ее соломенной шляпы зонтиком спускались до самых плеч. Она держала в руках жестяную чашу, в которой плавали зеленые ростки. Утренняя прохлада окрасила повязанные белым платочком кругленькие щечки очаровательного ангелочка с ярко-розовым румянцем. Она болтала без умолку и скорей мешала, чем помогала отцу.

— Папочка, ты делаешь приварку?

— Прививку, — исправил отец, — когда ты, наконец, выучишь это слово, Ашхен.

— Выучила, папочка, — перивку, не так ли?

— Теперь уж совсем исковеркала, — рассмеялся отец.

— Что мне делать, папочка, не могу сказать так, как ты!

— За завтраком мама не даст тебе сладкого до тех пор, пока не произнесешь слово правильно.

Ашхен долго выворачивала слово на разные лады, но «прививка» не получалась.

Чтобы выйти из затруднительного положения, она переменила разговор.

— Для чего режешь веточки, папочка, не жалко тебе?

— Если я не буду удалять лишние отростки, тебе не придется зимою есть любимые тобою вкусные ароматные яблоки.

— Когда будут расти яблочки? Через шестнадцать лет?

— Почему через шестнадцать? Спустя три-четыре года, дочка.

— Дай, я перевяжу одно деревцо!

— Успокойся, Ашхен, не сможешь!

— Почему не смогу? Вчера не я перевязала вишню? Разве она испортилась?

Девочка стала перевязывать ранку на деревце; проворные пальчики быстро задвигались, а язычок без умолку болтал.

— Знаешь, что мама готовит к обеду,

— Что?

— Очень много чего готовит — шестнадцать блюд! Говорит, что сегодня прибудут из Муша Арпиар и Гюбби. Привезут они маленького Аршака?

— Привезут.

— Аршака я очень люблю; и Гюбби люблю, и Арпиара, но Аршака больше всех. Он уже вырос, не так ли папа? Должно быть, начал говорить… Ах, как давно я его не видела!.. Шестнадцать месяцев будет.

— Какие же шестнадцать месяцев? — заметил отец, — ведь они у нас гостили на пасху.

В это время мимо садовой ограды проходил красивый мальчик года на два старше Ашхен. С книгами подмышкой торопился он в сельскую школу. Увидя сестру, он остановился и крикнул через забор:

— Ашхен, почему не идешь в школу?

Показав ручкой белый платочек на щеке, Ашхен ответила:

— А ты этого не видишь?

— Лентяйка, — стал дразнить брат, — каждый день ходишь с повязкой, будто зуб болит… так и не проходит твоя зубная боль…

Ашхен не могла простить брату колкого замечания:

— Ты иди себе! Знаю, что уроков не знаешь… Сколько нулей ты получишь!.. Шестнадцать нулей, видишь?..

И подняв обе ручки, раскрыла все пальчики. Брат стал удаляться, не оглядываясь. Отец улыбнулся, слушая детей.

— Арам, — позвал отец, — попроси учителя прийти к обеду, Скажи, что сегодня из Муша приедет Арпиар.

Ашхен стала ворчать.

— Уже шестнадцать дней, как у меня зуб болит… а он говорит, будто я нарочно обвязала щеку…

— Никак не избавимся от твоих шестнадцати, Ашхен, — смеясь заметил отец, — откуда ты взяла шестнадцать? Ведь у тебя всего два дня болит зуб.

Шестнадцать — таинственное число на языке маленькой Ашхен, предел ее счетного искусства.

— Ну, дочка, беги вниз, садовника позови! Там он собирает тутовые листья для шелкопряда.

Как резвая бабочка, помчалась Ашхен и быстро исчезла в зарослях шелковицы, которые ей были знакомы так же хорошо, как игрушки из ее шкафа. Но, спустя несколько минут, примчалась обратно и, задыхаясь, выпалила:

— Шестнадцать раз звала, не откликается.

— Опять шестнадцать… Да ты, проказница, крикнула всего один раз, — сказал, смеясь, отец, — и врать умеешь?

Ашхен опустила головку, и ее бархатные щечки зарделись еще ярче. Отец схватил ее и стал ласкать ниспадавшие на ее плечики шелковистые кудри.