Читаем Искры полностью

Искры

— Хоть сам бы околел, дуралей этакий, — говорила Маро. — Чего ради убил собаку-то бедную?

Мхэ, стоявший тут же у своей жертвы, ничего не ответил. Он пошел к воротам, отодвинул камень и, открыв ворота, ушел во тьму,

— Куда он ушел? — спросил я.

— Бог его знает. Раз он взял свою дубину и надел лапти, стало быть ему далеко идти. А то целый год ходит босиком. Обувь кажется ему лишней обузой.

— Но у него и сейчас не было обуви.

— Да ведь собака же съела! Запри-ка ворота, Фархат.

Я подошел к воротам. Камень, который Мхэ отодвинул в сторону одной ногой, как щепку, я пододвинул с великим трудом. Маро, увидя это, засмеялась.

— Ведь этак и я бы могла подвинуть камень.

— А ну, попробуй.

И действительно, Маро взяла да подняла камень с земли.

— Ты на самом деле сильная, Маро, потому-то Мхэ и любит тебя, что ты также сильна, как и он.

— Чтоб сгинул ты, окаянный! Я его больше не буду любить, — ответила она, взглянув на убитую собаку, огромный труп которой лежал во дворе.

Другие собаки подошли и лизали рану своего товарища. Словно хотели исцелить его.

Мы вошли в комнату.

— Маро, я знаю, куда ушел Мхэ.

— Куда?

— Не скажу. Боюсь как бы ты не проговорилась.

— Я же не ребенок.

Я рассказал ей все, что знал о цели путешествия Мхэ.

Лицо ее покрылось тенью, и она заговорила дрожащим сердитым голосом.

— Я этому верю. Он сделает. Он готов сделать все, что ему прикажет мой папа. Ах, папа!..

Она замолкла.

Через минуту она сказала:

— А ты знаешь, Фархат, что Мхэ убийца.

— Как?

Маро рассказала мне о том, что Мхэ не здешний, а из какой-то далекой-далекой страны, название которой она не помнит. У Мхэ была сестра, по его словам очень красивая. Сын помещика их села заглядывался на его сестру. Сестра сказала об этом Мхэ. Сын помещика был перс. Однажды, когда сестра Мхэ вышла в поле, сын «ага» поймал ее и мучил… Тут Мхэ налетел на него и ножом отрезал ему голову. А затем покинул родину и убежал сюда…

Я заметил, что Мхэ не виноват, т. к. и я бы так поступил, если бы кто-нибудь осмелился обесчестить мою сестру.

— А я сама бы убила такого нахала и не позволила бы, чтоб за меня вступился брат, — ответила Маро. — Но Мхэ и тут много чего натворил…

— Что именно?

— Не спрашивай, я не могу сказать. Отец велел никому об этом не говорить.

— И мне тоже?

— Да, и тебе.

Я ясно видел, что у Маро невозможно вырвать эту тайну, т. к, она была не из наивного десятка. Тогда я спросил:

— А почему твой отец держит у себя убийцу?

— Именно потому, что он убийца.

— А разве убивать хорошо?

— Дурных людей, конечно, хорошо.

— Почему же ты сердишься на Мхэ?

— А потому, что он убил собаку.

— Разве собака лучше человека?

— Многих людей, дурных, конечно, как например курды. Собака охраняет наш дом, а курды разоряют его.

«Точь в точь отец», — подумал я.

— Ты знаешь, какие воры эти курды? У них даже дети воры. Как только вылезут из колыбели, тотчас начинают воровать. В прошлом году каждый день у нас пропадала по одному цыпленку. Из двенадцати осталось всего три цыпленка. «Кто их крадет?» — спрашивала я. Отец уверял, что их уносит ястреб. Мхэ говорил, что лисица. Я заделала все щели, чтоб лиса не могла бы проникнуть во двор. Одну только щелку оставила, чтоб если пройдет, поймать ее. Сидела ночами и сторожила — но никакой лисы не увидала. Днем не только ястреб, но и ворон не пролетал над нашим домом. «Кто же уносит наших цыплят?» — опять спрашивала я. Однажды, смотрю, Гюли, дочь курда, нашего соседа, тихонько вошла в сарай и стала звать цыплят. Цыплята, привыкшие к ее голосу, тотчас сбежались. Она стала кормить их зерном, и увела от дома, к обрыву. Видишь, какая хитрая? Я настигла ее, когда она сцапала цыпленка и хотела унести. «Чертовка, куда это ты несешь нашего цыпленка?» — крикнула я и схватила ее за волосы. Она хотела оцарапать мне лицо. Тогда я повалила ее наземь и стала душить, пока не явился Асо и не отнял ее из моих рук.

— А большая была она? — спросил я.

— На целый аршин выше меня ростом. И до сих пор еще она таит злобу и говорит, что когда-нибудь убьет меня. Несчастная! Нашла кого убивать! Орех не для ее зубов!

Последние слова Маро произнесла с особой гордостью.

— Ведь все курды такие, — продолжала она. — Как только заметят, что ты боишься их, они тотчас садятся тебе на голову. А если разок покажешь силу, тогда они и не подойдут больше. С тех пор ни одна из наших кур не пропадала. Ну, я заговорила тебя! Может подумаешь: «Чего она тараторит, как трещотка!..».

— Нет, я этого не скажу. Ты хорошая девушка.

— В самом деле?

— Ей богу.

— Тогда дай ухо, я что-то тебе скажу.

Я приблизил ухо к ее лицу, она что-то прошептала, и я почувствовал, как ее горячие уста коснулись моего лица.