Искры гнева (сборник)

Яков встал с подмостки, сел тоже рядом на скамью и о чём-то задумался. Потом тряхнул головой, посмотрел в окно, полюбовался игрой ряби на воде озера, перевёл взгляд на бумагу, что лежала на столе, и не спеша заговорил:

— Из поколения в поколение передаётся-пересказывается такое:

"Шатры кочевников стояли на берегу солёного озера. А вокруг простиралась степь. Три дня и три ночи нужно было мчать быстроногим лошадям на восток, чтобы добраться до великой реки Дона. А потом столько же надо было ехать до ещё большей реки Итиль. А если мчаться на запад, то тоже только через три дня доберёшься до реки Славуты. Три дня и три ночи пути было и до моря — бескрайней, вечно неспокойной горькой воды на юге.

Степь и степь. Кругом, куда ни глянешь, степь.

На этом привольном просторе днём и ночью паслись лошади, верблюды, ослы, овечьи отары. У шатров пылали огни, пеклись травяные коржи и мясо. Пищу смою кочевники поливали рапой из озера, и она становилась вкусной, ароматной.

По вскоре люди и животные вытоптали всю траву.

И в один прекрасный день на рассвете вождь кочевников дал знак-приказ снимать шатры и двигаться дальше, на новое место.

В последний раз люди полили пишу солёной озёрной водой, наполнили ею кожаные сумы-бурдюки и отъехали.

На новом месте они расположились среди редких перелесков. И опять потекла обычная лагерная жизнь: воины упражнялись с мечами и луками, дозорные стояли на страже, пастухи стерегли скот, доили кобылиц. А около шатров пылали костры. Кочевники пили хмельной напиток — кумыс. Пели песни, жарили свежее и вяленое мясо, а когда ели его, то поливали рапой из бурдюков.

Не отливал рапы из своего бурдюка только один хитрый, смекалистый пастух Хатар. Он заметил, что рапа на огне густеет, а пролитая на раскалённые угли или на горячую землю, она превращается в белый мелкий песок. Песок этот такой же солёный, как и рапа.

И Хатар додумался: он ежедневно выносил из лагеря свой бурдюк и клал его на солнцепёке, чтобы солнце выпивало из него влагу.

Шли дни. Кочевники отъезжали всё дальше и дальше от солёного озера. Рапу в лагерь доставляли специально выделенные для этого воины. Сначала на дорогу у них уходило полдня, потом день, затем два, а со временем и пять дней…

Хатар с нетерпением ждал чуда. Он ежедневно молил солнце скорее выпить из его бурдюка воду. Бурдюк заметно уменьшался. И на его стенках начала оседать уже белая пыльца.

Хатар забыл о еде, обо всём, чем жил до этого. Он всё ждал чуда… Он верил в него!

А жидкость густела, вскоре она стала голубоватой, серой, но, как казалось нетерпеливому пастуху, сгущалась очень медленно. Можно было бы подогреть её на огне. Но те, кто заметят, подумают: вот чудак — и отберут ещё бурдюк с рапою. Нет, пусть лучше пьёт солнце.

В лагере пошли слухи:

"Хатар — колдун".

"Хатар что-то замышляет".

"Хатар прячет почему-то свой бурдюк".

За рапой с пустыми бурдюками снова поехали всадники. По пошёл уже пятый день, а они всё не возвращались.

Исчез и Хатар.

Его нашли в степи. Хатар сидел в траве над раскрытым бюрдюком. Пастух вёл себя странно: он молил солнце, чтобы сильнее припекало. Заявил, что скоро будет чудо…

В лагере заговорили, что Хатар утратил разум.

Рапы уже не было для пищи даже кагану — вождю. И он приказал разыскать пастуха и отобрать у него бурдюк с рапой.

Узнав про такой приказ, Хатар спрятался. Найти его не смогли.

Разгневанный вождь опять приказал найти пастуха живого или мёртвого и отнять у него бурдюк.

Воины бросились исполнять волю повелителя и нашли Хатара.

Он сидел на степной могиле, чтобы быть ближе к солнцу, поднимал вверх руки и молил светило… Увидев людей. Хагар намерился бежать, но стрела догнала его.

— (Смотрите, что получилось из рапы?!

— Сухая!

— Сухая!.. — зашумели воины. Они пробовали белый песок на вкус и с удивлением рассматривали его.

Затем осторожно подняли бурдюк и понесли в лагерь.

А окаменевший пастух Хатар остался на степной могиле. Обожжённый солнцем, овеянный ветрами, омытый дождями, с призывным взглядом в небо — он стоит там и поныне…"

Арсен дописал последние слова и, не выпуская из рук пера, посмотрел на замолчавшего старика Якова.

— На сегодня, наверное, хватит, — уловив любопытный взгляд мальчика, сказал Щербина. — Сейчас попо-лудпюем, отдохнём и займёмся с тобою счётом и кириллицей. Да, — вздохнул Щербина, — разумные люди, скажу тебе, были те болгары Кирилл и Мефодий. Разумные… Дали, видишь ли, нам, славянам, удобное и отличное от других аз, буки, веди…

— А когда ж будет рассказано, — напомнил Арсен, — о том, что случилось после того, как "надвигалась ночь. С горных ущелий повеяло холодом…"?

Яков грустно улыбнулся, подошёл к полочке с книгами, вытащил из стопки большую тетрадь.

— Здесь только наброски, — сказал он. — Придётся тебе всё переписывать.

В это время перед окнами промелькнули две фигуры. Затем скрипнула дверь.

"Это кто-то опять за лекарством пришёл", — догадался Арсен.

Он знает, что к его учителю, дедушке "колдуну" Якову, почти ежедневно приходят люди. И всех их дедушка наделяет травами, кореньями, а кого — только добрым словом, советом.