Искры гнева (сборник)

В начале лета, когда рощи стали ещё более таинственно привлекательными, а на лугах и поймах поднялась, высокая трава, которую уже можно было косить, когда зацвела рожь и начали наливаться прозрачно-жёлтым соком вишни, в Изюм прибыл небольшой, в несколько человек, отряд татар. Встречали их далеко за околицей городка. С завязанными глазами провели около башен, рвов, каменных и земляных валов крепости.

Шидловский принимал мурз в просторной светлице с двумя удлинёнными и узкими, как бойницы, окнами. Он сидел на табурете за столиком, около окна, откуда хорошо было видно гостей и двор вблизи замковой башни, из которой начинался вход в эту светлицу.

На большой узорчатый ковёр, поджав по-мусульмански в белых шерстяных носках ноги, сел упитанный, в расшитой шёлком и золотом тюбетейке седобородый татарин. Это означало, что он не только главное доверенное лицо, а и самый старший среди присутствующих здесь, так как, по мусульманскому закону, бороду имел право носить только тот, кому уже за пятьдесят лет.

Рядом с седобородым умостился дородный, в широких полосатых шароварах, в белой, распахнутой на груди рубашке и накинутом на плечи, сшитом будто из густо сплетённой сети халате молодой таган-бей.

Бросив острый взгляд на Шидловского, бей окинул затем взглядом увешанную дорогими коврами и рушниками светлицу и, не показывая удивления или какой-либо заинтересованности, вдруг застыл, словно задремал.

Сзади двух мурз, тоже подобрав под себя ноги, примостился драгоман — переводчик — Юхан, русый, средних лет, длиннолицый, с бритым подбородком, одетый в татарского покроя халат, на голове — чёрная, расшитая белыми нитками тюбетейка, лицом он очень напоминал обыкновенного сельского парня со Слобожанщины.

Молодой татарин лет двадцати стоял с поникшей головой около двери. Он был в бело-розовых узких штанах, стройный, смуглолицый, красивый, без тюбетейки, наголо стриженный.

— Наместник солнцесиятельного повелителя Крыма, его вельможность солнцесиятельный калга-бей, — начал седобородый ровным, бесстрастным голосом, раскачиваясь в такт словам взад-вперёд, словно слегка кланяясь, — поручил нам, верным его ханской солнцесиятельности, стать перед твоими ясными очами и приветствовать от его солнцесиятельства тебя, прославленного в Урустане рыцаря, вельможного изюмского повелителя — башу!

Драгоман переводил, придерживаясь интонации, с которой произносил приветствие седобородый.

"Его солнцесиятельность…", "вельможность…", "наместник солнцесиятелыюго повелителя…" — продолжалось и продолжалось.

— Скажи, пусть начинает о деле, — кинул драгоману Шидловский и перевёл взгляд на кожаную, похожую на большой бурдюк сумку, что лежала у стены около дверей, где стоял молодой татарин.

Седобородый, наверное, догадался и без переводчика, о чём сказал полковник. Он начал не спеша подниматься.

Молодой таган-бей шевельнулся, что-то недовольно промычал. В тот же момент татарин, стоявший у дверей, подхватил сумку и поднёс её к седобородому. Старик вытащил из неё сначала свёрток дымчатого шелка, потом голубого, как чистое весеннее небо, а затем — багряного, как утреннее солнце. Концы свёртков, лёгкие как пух, ниспадали к полу, струились потоками прозрачной, пронизанной всеми красками радуги воды.

На свёртки шелка лёг маленький, украшенный серебряным узором и самоцветами пистолет. Рядом с ним — большой кошелёк с деньгами.

— Это дукаты, как было сказано в условии, — произнёс громко драгоман.

Седобородый что-то проговорил по-татарски. К нему тут же подбежал стоявший у дверей молодой татарин. Старик схватил его за руку, толкнул от себя, и тот упал на колени перед Шидловским.

— Немой. Без языка. Зовут Гасаном. Будет верным тебе слугою, — вслед за седобородым, только громче, произнёс переводчик.

Шидловский был доволен. Но почему привезли только одного, а не двоих? Он спросил об этом у седобородого.

Тот ответил, что, к их сожалению, они не нашли ещё одного такого же красавца без языка, который пришёлся бы по нраву "ясновельможному повелителю". Но они думают и надеются, что нынешняя встреча не последняя, что это только начало их знакомства. Ведь они могут обмениваться в будущем друг с другом ценностями, различными товарами и этот обмен может быть полезным и для него, "изюмского повелителя", и для них, "верных слуг солнцесиятельного калга-бея"…

— Баша Изюма имеет ненужных ему людей. Мы в Крыму тоже имеем таких. Можем обменяться… — прошептал с придыханием, будто несмело, лукаво усмехаясь и ворочая чёрными, лоснящимися, как омытые водой ягоды тёрна, глазами, молодой таган-бей. А затем уже громче и быстро добавил: — Дадим покорных, здоровых и пригодных к работе.

Такое необычное предложение поразило Шидловского. От удивления он вытаращил глаза, потом заморгал, как это делают, когда в глаза попадает пыль, заёрзал на табурете, поднялся. Его худощавое, скуластое, очень загорелое лицо немного нахмурилось, длинные, закрученные вверх усы слегка шевельнулись.

Гости насторожились.