— Так, может, я пойду? Не буду раздражать вас своим присутствием…
— Сидеть! У нас разговор серьезный.
— Опять по поводу Рыжовой? Вам не надоело? Я рассказывал, как все было. Она сама залезла на меня в клубе, как последняя подстилка.
— Егор! — ужаснулась мама. — Как ты можешь? Она же девушка!
— Угу. Девочка-целочка, — проворчал себе под нос, за что словил еще один яростный взгляд папаши. — Я вообще не понимаю, почему инициатива исходила от нее, а виноватым хотят все сделать меня? Я, между прочим, о контрацепции думал, в отличие от нее.
— Хреново думал, раз она забеременела.
— Так, может, все-таки не от меня? — сказал уныло, прекрасно осознавая, что чудес не бывает. — Мало ли кому она еще давала.
— Все. С меня хватит, — прорычал отец, — ты ведешь себя как недостойный утырок, отбивающийся от ответственности.
— Спасибо за поддержку, пап, — холодно улыбнулся я, — ты всегда был опорой, скалой, на которую можно положиться, — я откровенно нарывался.
Отец пошел красными пятнами, на шее у него вздулись вены, а глаза стали как у форменного маньяка.
— Я больше не собираюсь с тобой спорить.
— Прекрасно. Можно идти? — я указал большим пальцем на дверь за своей спиной.
— Иди. Только вот это посмотри сначала, — он подтолкнул ко мне белый конверт.
Этот конверт мне сразу не понравилось, будто царапнуло что-то изнутри, сжало острыми когтями.
Внутри оказался сложенный втрое лист.
— Тут много букв…
— Читай!
— Ладно, что ж так орать? — я примирительно поднял руки, чем вызвал очередной раздраженный скрип зубов у отца. — Ну-с, посмотрим, что вы тут накатали…
Накатали они немного. Всего страницу.
Зато какую!
На пятой строчке я испытал легкое недоумение, на десятой нахмурился, на пятнадцатой реально напрягся, а к финалу просто охренел.
— Это что? — тряхнул смятым листом.
— Это наш ответ на твои действия, сын. Если ты хочешь вести себя, как сопливый пацан — дело твое. А мы позаботимся о будущем своего внука. Или внучки.
— Вы собрались все переписать на него?
— Да.
— Обалдеть. А ничего, что это семейный бизнес?
— Так он и останется в семье, — отец развел руками, — просто тебя в нем не будет.
Пару месяцев назад я бы так не отреагировал. А теперь, когда я сутками пропадал на той гребаной работе, пытаясь понять что к чему и всеми силами радея за благополучие семейного дела, такой поворот меня просто выбесил.
— Вы совсем умом тронулись или как?
— А что не так, сынок? Ты большой, вроде как умный, пробивной. Найдешь себя в каком-нибудь другом занятии. Менеджером устроишься куда-нибудь, или курьером, ну или консультантом в магазин техники. Я в тебя верю, — хищно улыбнулся батя. — А мы уж как-нибудь сами потихоньку справимся. Аленка через пару лет универ заканчивает — подхватит, а там, глядишь, и внук вырастет.
Меня затрясло от злости.
— Милый, — взмолилась маменька, — женись на Алене, и все будет хорошо.
— У кого?
— У всех. Мы на заслуженный покой уйдем, а вы будете бизнесом управлять. И про содержимое этого конверта все забудем.
— Это шантаж?
Мама смутилась и беспомощно посмотрела на отца.
— Он самый, — согласился тот, — или ты выполняешь свои обязательства мужчины, сына, отца, или я тебе лишу всего. Квартиру, так и быть, оставлю, чтобы мне потом не говорили, что мой отпрыск под мостом ночует.
— Зашибись вы все придумали, — я рывком поднялся на ноги и пошел к выходу.
— Подумай о наших словах, — донесся мне в спину расстроенный крик матери.
Непременно. Подумаю. Догоню и еще раз подумаю.
Меня трясло не по-детски, и единственное, чего хотелось — это увидеть Дашку. Сжать ее в своих объятиях, уткнуться носом в мягкие волосы на макушке и, наконец, просто выдохнуть.
Дальше все шло по нарастающей.
Предки со своим ультиматумом. Рыжовы, с чего-то решившие, что я пипец как рад свалившемуся на меня счастью. Михалыч так вообще заявил, что я молодец, мужик. Видать, доченька не сказала ему, при каких обстоятельствах случилось наше с ней совокупление, и вывернула все так, будто у нас любовь-морковь и розовые единороги. Сука Алена, присылающая фотографии детских кроваток и мило интересующаяся: как тебе, милый? Да просто заебись! Чуть не обделался от восторга.
Реально давили со всех сторон, испытывая нервы на прочность. А я никогда не отличался нордической сдержанностью — разругался со своими в хлам, дорогой подруге высказал все, что думаю и в весьма нелицеприятной форме. Она, правда, не прониклась, улыбнулась так по-сучьи, по плечу потрепала и ушла, напевая себе под нос какую-то песню.
Но самое поганое, что мне никак не удавалось дотянуться до Дашки. Она как сквозь землю провалилась. Я уже не пытался ей звонить — понятно, что номер в черном списке, просто торчал под ее окнами до самой ночи.
Это бесило до невозможности. Да, налажал, но не настолько же! Признаю — неприятно, но не смертельно. Ладно бы, понимаю, трахался на стороне, рога ей наращивал, когда уже начали встречаться. А то ведь все случилось еще до нас!