Искры завтрашних огней (СИ)

- Эх, Юрась... Нету их с нами более. Марта моя ныне вкупе с ангелами небесными на нас с облаков взирает, да Матерь Божью усердно о грешных молит. А Ясь... Считай, тоже нет. Как три года назад на него жребий пал, так и уехал наш Ясек с хашаром по чужим землям да за чужой интерес биться. С той поры лишь единожды весть о нём дошла: калечный рыцарь завёз гостинец, да поведал, как Ясек навострился в Чёрной сотне наравне с монголами биться. Ту сотню яко клин вперёд бросают, дабы латный строй пробить. И доля добычи в ней впятеро боле, нежели в остальном хашаре.

- Да уж, дядюшка, тут ничего не поделать... Всё в руке Господней. Он жизнь даёт, он же и к себе призывает, и тяготами наш дух испытывает... Ин ладно! А всё же: как тебя с дружиной в наши края занесло? Не иначе, святой архангел Михаил ко мне вас направил в ответ на мольбы мои.

- Касаемо святого ничего не знаю, але ж явились мы вовремя, как я погляжу. - Усмехнулся в бороду Жбан-старший. - Хоть и завернули мы сюда попутно, по-свойски, ин придётся подзадержаться. В Пражский Град ехали, ан никуда тот не денется: до нас на Влтаве стоял и, даст Господь, после нас и внуков наших стоять будет. А свояку не помочь, так в том урон моей панской чести будет и от добрых христиан поношение великое. И то сказать: в пору, когда чёрные враны всему славянству обиды да неправды творят, всем нам надлежит заедино быть.

- Верно говоришь, дядюшка Ян! Однако ж прости меня за невежество: по молодости да с радости великой от встречи нежданной не усадил я вас с Франтеком и людьми твоими за трапезу. Погодь мал часец, пока ватажники мои на стол подадут. Хоть и неказисто угощение наше лесное, да от чистого сердца идёт! Отец Чтвртак - обратился раненый рыцарь к Полуксендзу - проследи, чтобы ради встречи такой ребятки расстарались, наилучший харч сюда подали.

- Слухаю, шановный пан! Вот только особо подавать и нечего: муку на кнедлики два дня как подъели, сыра осталось полторы головы - и тот овечий, что у бусурман забрали. Есть сало, колбасок моток да вяленая баранина, так ведь ныне суббота, сие вкушать грех, а на одной овощи - только брюхо пучить будет... Да и пиво всё вышло...

- Ничего, отче, придётся грех отмолить. Нельзя же дорогих гостей кормить голодом!

Тут в разговор вмешался младший из Жбанов:

- А может, мастер Макс своё искусство покажет? А то колбаски хорошо, так разве наешься? Вон какая орава-то...

Зееман задумчиво взглянул на меня, после чего вновь оборотился к раненому свойственнику:

- И то верно... Юрась, сей достойный человек, хоть и молод, але ж уже добрый мастер и полноправный член братства Святого Лаврентия, что в Жатеце. Едет со мной в Пражский Град, гхм, по цеховым делам.

Влченишский пан недоумённо вскинул брови:

- С каких пор, дядюшка, ты озаботился делами простолюдинов, да ещё из чужого города? На тебя это не похоже.

- Э, Юрась, мне до их дел касательства нету. Ан мастер Макс - человек полезный, да и за оружие держаться худо-бедно способный. - Зееман разгладил ладонью усы и бороду, скрывая едва заметную усмешку. - Он приятелю моему важную услугу сумел оказать, вот тот и попросил захватить его попутчиком, раз уж всё одно на Влтаву еду. Не по-христиански отказывать ближнему в такой малости! Так теперь и он нам не откажет, небось, добрую трапезу соорудить. Верно я говорю, мастер Белов?

- Само собой, пан Ян! Со всем старанием. Было б только из чего, а уж на вкус пищи никому жаловаться не придётся.

- Ну, так ступайте с Полуксендзом, да и они вот - старый земан сделал жест в сторону притихших в углу стариков - а мы пока с паном Влченишем по-семейному втроём побеседуем.

- Дозволь луку взять? - обратился я к раненому пану.

- Бери, что потребно, да и ступайте, ступайте! Да двери прикройте, нечего холод напускать! - Раздражённо буркнул Влчениш.

Ну понятно, господа вояки желают посекретничать, вон, даже стариков выставляют прочь. Второй-то раненый, похоже, в беспамятстве: за всё время не вздохнул, не шевельнулся. Ну что ж, мне чужие секреты ни к чему, на самом разве что штамп 'Для служебного пользования' не проставлен.

Прихватив со стены луково-чесночную вязанку, я вслед за Чтвртаком прижмурившись, вышел из избушки. Даже сквозь полусомкнутые веки сияющий в солнечном свете снежный покров слепил приспособившиеся к мраку жилища глаза, а свежий морозный воздух холодными струями врывался в ноздри, вытесняя из лёгких вонь и чад влченишевского жилища. Эх, хорошо-то как!