А на зажиточного трактирщика, решившего прикупить в 'мегаполисе' оптом продуктов и высококачественной посуды, никто не подумает. Что же до того, что данный мастер-кухарь прибился к попутному отряду едущего по своим делам земана, так ведь путешествие в одиночку зимой - довольно экстремальное занятие. Службы спасения 911 или МЧС в эти времена ещё не предусмотрено, а зимний шлях - совсем не то же самое, что автотрасса М6 'Москва-Волгоград'... Потому-то путешествие в составе вооружённой группы - пусть и на должности повара - гораздо предпочтительнее. Хоть и говорят, что под властью монголов почти прекратился дорожный разбой, но тут ключевое слово 'почти'. Одиночке и пары-тройки местных шишей хватит за глаза, не говоря уже о волках, охотящихся по зимнему времени стаями...
Ну вот, накаркал.
Выехав на опушку из очередного леса, маленький отряд резко остановился. Сын земана, ехавший в голове, развернул лошадь и подскакал к кошевке и потряс спящего Жбана-старшего за плечо:
- Просыпайся, отец! Неладное впереди!
Выбравшись из-под тёплой полости саней, мы со старым земаном, прихватив оружие, поспешили посмотреть, что случилось.
Впереди, действительно, было неладно. Шагах в шестистах на вершине холма, контролирующего подходы к прибрежной деревеньке из десятка дворов и ледовой переправы - явно построенной на месте брода - чернели обгорелые скелеты степняцких юрт. На грязном изрытом снегу тут и там валялись раздетые трупы людей и полудесятка мохнатых монгольских коней.
Множество отпечатков овечьих копытцев, людские и конские следы тянулись в разные стороны: одни ныряли в лес чуть в стороне от дороги, по которой мы ехали, другие - гораздо большим числом - уходили в сторону деревни и находящейся поблизости от неё переправы. Причём, в отличие от сгоревших юрт, в которых, судя по всему, размещался очередной монгольский ям, либо сторожевая застава при стратегически важном броде, ни один дом чешского поселения не пострадал от огня, да и трупов в зоне видимости не наблюдалось. Впрочем, точно также не наблюдалось ни дыма очагов, выбивающегося из-под стрех курных крестьянских халуп, ни какого-либо движения на единственной 'улице', если можно так назвать пространство отделяющее рассыпь тут и там раскиданных домишек от размежеванных полей. Не слышно было и звукового фона: ни голосов, ни мычания, хрюканья и блеяния скота, ни гусиного гогота (это в приречной-то деревне!), ни прочих стуков и тресков.
Непонятно...
Добравшись до сгоревшего становища, воины нашего отряда принялись за подробный 'осмотр места происшествия'. Вскоре отыскались с полдесятка тулов со стрелами, придавленный тушей коня малый монгольский лук, сломанную сулицу европейской работы. Больше всего удивили аккуратно поставленные на снег драные сыромятные постолы с засунутыми внутрь онучами. Моё недоумение рассеял молодой Франтишек, указавший на следы сапог на снегу и пояснивший, что не иначе, как один из налётчиков решил прямо на месте переобуться в свеженамародёренную обувку. А что тут такого? Обычные правила ведения войны в эти времена: 'что спроворил у врага - то и твоё!'... А что вы хотели: даже в наёмных отрядах вейводы кметам выделяют лишь минимально необходимую сумму, всё нужное, включая оружие с доспехами, как правило, воины добывают своими силами.
Ничего не поделаешь: до настоящей, регулярной армии с её денежным довольствием и дисциплиной феодальному обществу - как до Марса на карачках...
После нападавших нашему отряду здесь разжиться особо нечем, и самое лучшее - в темпе исчезнуть, оставив минимум следов. Как поступают оккупанты всех времён и армий при нападении на их гарнизоны с попавшимися под горячую руку местными жителями - понятно. Не хочется стать прообразом картины 'Казнь заложников'. Похоже, подобные мысли посещают не одного меня: кметы встревожены, поглядывают по сторонам с опаской. Жбан-старший возвращается к кошевке:
- Ну, что крутитесь, как слепнем в жопу укушенные? Тут люд богоспасаемый и без нас управился. Ну-ка, ходу, чтоб тымчасом за пять миль угнать. Гой-да!
Вновь захрустел снег под копытами и полозьями, забренчали металлом сбруя и стремена. На рысях проехали мимо опустевшей деревни, осторожным шагом миновали скользкий настил поверх речного льда из веток и соломы, перемешанной с глиной, именуемый здесь переправой. Через полверсты натолкнулись на след, явно оставленный бежавшими жителями деревни: дохлую клячу, впряжённую в волокушу с кучей горшков и торчащей из этой кучи прялки. Видно, у хозяев по бедности не нашлось саней, нужных на зимнее время, вот и кинулись вывозить имущество тем, транспортом, какой был. Вот только 'дизель' в одну лошажью силу 'не потянул' и сдох в самом прямом смысле слова. Не повезло... Впрочем, раз у волокуши не заметно замёрзших хозяйских трупов, значит, всё-таки повезло: живыми ушли, следовательно. А что хурду-мурду бросить пришлось, так, пока голова да руки на месте, барахло новое всегда нажить можно.