- Однако! - Наш гость, приблизившись к костру, присел на корточки. Острием сабли поправил выпавший из огня горящий сучок. - Это кто ж вы такие в мой лес явились такие храбрые и откуда?
- Чехи мы. Не видишь, человече? Ан лес-то не твой. Пана Влчичениша это земли, значит, и лес его...
- Видать, давно не бывал ты в наших местах, шановный пан, эээ?
- Земан Жбан я...
- Шановный земан Жбан. И земли эти и замок уже с осени под Имрё-Плешивым. Взяты им от монголов за влчиченишевы недоимки. По правде сказать, никто точно не знает, покрыл Плешивец их серебром или через свою родню расстарался, однако выпихнул молодого Влчичениша с дворскими под зад коленом.
Тут незнакомец махнул рукой и от тёмных стволов заснеженных деревьев отделились несколько фигур, также направляясь к кострам.
- Меня называют Чтвртак, ещё кличут Полуксендзом, по мере скромных моих сил окормляю я сих заблудших овец стада Христова. Ну, и оказываю посильную помощь в делах их земных... А что вам, люди добрые, занадобилось в замке-то? Наш дозорный говорит, что приняли вас там зело неласково...
- Да кто же знал, что Юрася Влчениша там не окажется... Да кстати, ты говоришь, что Юрася имрёвы люди выгнали. А куда же девался старый пан Влчениш, мой кум? Или отправился вновь в поход, наплевав на годы и раны? На него похоже: нрав-то ух, горячий! А война всяко и добычу сулить, и рыцарскую душу тешит.
- Так помер старый пан Франта ещё по весне - аккурат через дюжину дней после Светлого Воскресенья. Сошёл во гроб вместе с пани Матильдою: одночасно души Господу преставили. Угорели в горнице вместе с постельничьей бабой. Так их и поховали рядышком...
Пан Юрась в ту пору брата в Пражском Градце навещал: сам-то пан Коста... Прости, Господи, - брат Кирилл! - как постриг принял, так из обители ни ногой! А как вернулся пан Юрась, да проведал об утрате своей - так с туги запил. Два месяца, не переставая, вино да брагу глотал, дворня думала - навовсе ума решится.
- Погоди, отец Чтвртак, погоди! А куда же молодой Влчениш после подевался? Где сей день обретается?
Предводитель лесных обитателей пытливо глянул в лицо земану:
- А ты почто спрашиваешь? Какая тебе в том нужда?
Старый земан от такого нахальства со стороны какого-то разбойника даже опешил:
- То есть как 'почто'? Юрась моего кума сын, хоть и непутёвый. Значит, мне прямой свойственник. Считай - родня, Франтишеку вон, моему, поручник. А коль в роду своём он последний остался - брат-то для мира умер - то до женитьбы и рождения наследника Влченишей мой прямой долг Юрася под свой род взять. Нешто можно родича в беде одного оставить? Чай, славяне мы, не немчура какая! Ну-ка, человече, расскажи яснее, что тебе о нём ведомо?
Тут вмешался один из подошедших лесовиков:
- Погоди, вюдце! Ну ладно, пан земан говорит, что свояк Влченишам. Коль так - ему то ведать надлежит. А людям его почто знать лишнее? Але ж узнают - не разнесут ли вести языками-то? Нех роту дадут, что ни зла пану Яну и люду нашему не содеют, ни проболтаются о нём где-нито. А без крепкой роты веры им нет!
Полуксендз развёл руками:
- Видишь, пан земан, как народ о свойственнике твоём беспокоится? И ведь дело Пепка говорит! Не в обиду твоей милости, одначе надобно со слуг твоих и воинов крепкую роту стребовать. Пусть поклянутся, что никому в сем мире ни вольно, ни под пыткою не поведают, где ховается пан Юрась Влчениш, доколе тот сам того не дозволит. А не сдержат ту роту - то не будет им ни рая, ни чистилища на свете ином, а на сем придёт страшная кара божеская и людская.
- Все ли слыхали? - сурово окинув нас взглядом, спросил Ян Жбан. - Они в своём праве. Клянитесь же!
Хорошее дело: похоже, мой попутчик втягивает всех присутствующих в какие-то 'приключения на нижние девяносто'. Оно мне надо? Не надо. Но и деваться некуда, как говорится, 'с кем поведёшься, с тем и наберёшься'. Ещё хорошо, что я тут на положении как бы слуги: лесные гости заметно больше интересуются жбановыми вояками... Кстати, похоже те ничего против клятв не имеют: командир говорит 'клянитесь' - они выполняют.
Первым встал Франта Жбан. Вынув меч из ножен, вонзил его вертикально в плотный снег, держа левую ладонь на перекрестии рукояти. За ним поднялись все остальные, включая и мужиков-возчиков. Вскинув к плечу правый кулак с вытянутыми к небу указательным и средним пальцами, сын земана пару раз кашлянул, прочищая горло и торжественным голосом возвестил:
- Во имя Господа нашего триединого, всемогущего и всеведущего, я, Франциск из Жбанова Лоунинского, сын и наследник земана Яна Жбана, на мече, коий есть образ Креста Господня, обещаюсь и клянусь никогда никому не выдавать известное мне о свойственнике моём пане Юрасе Влченише из Влченишева и семействе его и людях его и не творить им всем никакого зла, но всячески споспешествовать.