Читаем Искупление полностью

- А ведомо ли вам, сколь много побил Михаил Тверской люду православного? - спросил начальник Квашня.

- Во Торжке, что ль? Знаем! Пять скудельниц мертвых наметали, отозвался Захар Тютчев.

Он сидел на щите и трогал языком белесый пушок на губе. Ему казалось, что судьба обделила его, поскольку у того же Квашни уже образовались вполне, видимые усы и высыпала бородка, а у него - лишь робкий пока намек...

- А за Тверью наши видели, как утопленников вьь лавливали из Тверды. От Торжка доплыли!

- На рогожках носили...

- О, господи! - перекрестился пожилой ратник из дворни Серпуховского. - На рогожках...

- Отольются Михаилу людские слезы, - ядовито сощурился Квашня.

- Великий князь наш, Митрей Иванович, ныне проучит его! - радостно заметил молодой кметь Семен, ровесник Тютчева.

Все посмотрели на него, и тот сразу сжался, будто сказал неладно, поерзал на щите, нахохлился и как-то особенно притих, обхватив голову ладонями.

- Вот бы хлебушка позобати... - промолвил он.

Тяжело вздохнули сторожевые вой: всем было голодно дома, в походе надеялись подкрепиться на княжеских харчах.

- Нынь хлеб-от дороже коня, - напомнил пожилой ратник.

На это никто не возразил, но каждый подумал о полковой повозке с мешками пшена и сухарей. Каждому так и виделась та повозка и черный курган артельного кругового котла на ней, привязанного веревками.

- И чего расселись? - спросил Тютчев. - Начальник! Гони нас дрова готовить.

Все зашевелились, мечтая, как подъедет сейчас та повозка, как снимут и установят котел...

- Тихо, отроче! - привстал вдруг пожилой ратник. Прислушались - в воздухе нарастал, как ветровой вал, свист крыльев, и вот уж поймой речушки прошел косяк диких уток.

- Чего это они?

- Не время им кучей летать.

- То-то и есть, что не время...

Утки прошли рекой с той стороны, куда уходила дорога.

- Ой, братове, спугнул их кто-то! - уверенно сказал Семен и даже потряс головой, как бы подтверждая догадку.

- Та-ак... - Квашня приотворил рот и думал.

- А ну, гоните коней вниз, к реке! - скомандовал Тютчев решительно.

- Ага! - подтвердил начальник.

- А сами - катись в кусты!

- Ага! - повторил Квашня. - А еще чего?

- А еще посылай одного по дороге, пусть глянет, нет ли кого за лесом.

- Ага! Семен!

Семен все понял и медленно, со страхом во взоре поднялся со щита.

- Чему ощурился? А ну, поезжай сторожко туда, сведай!

Семен облизнул враз пересохшие губы, подхватил щит, копье, но тут же все это бросил и скатился вниз по береговому уклону. Там он ловко обротал своего каурого конька, подтянул подпругу и также ловко вскочил в седло. Когда выправил на дорогу, Квашня подал ему щит и копье. Наказал:

- Поезжай с версту али с две да ушам-те прядай борзо!

- И бельма разуй! - добавил Тютчев.

Семен поскакал нешибко и к тому же толково: коня правил по луговой обочине, нешумно. Как только он отъехал и скрылся в перелеске, тревога отпустила всех, будто Семен, коему выпала в тот вечер суровая служба, всю опасность взял на себя, будто его щит выдвинулся далеко вперед и прикрыл все девять голов, оставшихся в кустарнике у реки.

- Пошли-ко, Арефий, еще одного к полку, - озабоченно сказал Тютчев, но сказал так, как приказывают.

- Начто?

- Дурак ты, Квашня, хоть и начальником тебя поставил Монастырев! Коль в десятники сел, так смысли: полк-от может с галдежом подойти, а там вдруг... за лесом-то...

- Ага!

- То-то - ага!

Тютчев как в воду глядел: через какую-то четверть часа прискакал Семен и закрутился на разгоряченном коне:

- Палят!

- Да извести ты толком! - Тютчев ухватил коня за узду, накрыл ноздри ладонью, погладил. - Чего палят-то?

- Огневища палят, о какие!

- Велики ли числом?

- Не счел, а превелико.

- Пень осиновый! Един-два, али десятки?

- У трех десятков - не мене...

- Вот те и вести... - и Тютчев присвистнул в задумчивости. - А ведь это, братове, полк сторожевой! Литва!

- Они и есть, - подтвердил Семен. - Все, как голуби, ровнехонько у огневищ сидят. Ужинают, поди...

- А у тебя - и слюни на гриву? - принахмурился Тютчев. Отпустил узду, отошел, задумчиво потрагивая пальцем усишки. - Ну, десятник! Чего велишь?

- А чего? К полку послано... Ждать надобе!

- Ждать надобе! Полк-от не ведает, что литовска сторожа во всей силе тут! Посылай еще одного!

* * *

Монастырев, подобно опытному охотнику, не желал спугнуть дичь. Он и до реки полк не довел и велел тихо отдыхать, а варево готовить в овражине на малом огне. Сам прискакал с Семеном и вторым посыльным, расспросил, разругал, не слезая с коня, и велел Семену и Квашне ехать с ним смотреть литву.

- На берегу уластились? - строго спросил Квашня.

- Это он вот...

- Над самой водой, - подтвердил Семен.

- А сторона? По сю аль по ту?

- По сю.

Монастырев пробыл за лесом около часу. Остановив коней в перелеске, он сам подкрался - где на корточках, где на брюхе, - под самый бок сторожевому литовскому полку. Еще на подходе отметил свежую ископыть - был послан тоже десяток вперед, но эта малая сторожа проехала часом раньше, чем появился у реки Квашня. Это и успокоило врагов. Теперь лежат - седла под головы наелись и дремлют... "Ну, ужо вам, нехристи!" - жестко подумал Монастырев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее