Искупление

Честно говоря, я не слишком люблю детей. Но если б пошла на работу, которая мне нравится, это помешало бы идее искупления. Я чувствовала, что надо пересилить себя и сделать все, что я смогу.

Прошло немногим больше двух лет, как я начала работать. Я всегда приходила в школу раньше всех, выслушивала все глупости, которые говорили дети, правильно реагировала на бессмысленные жалобы их родителей, ответственно относилась к ежедневной офисной работе, даже если та требовала внеурочного времени.

Я сыта всем этим по горло. Больше я вытерпеть не в состоянии, слезы наворачиваются мне на глаза. Я еле заставила себя не сбежать отсюда. У меня нет друзей, способных мне посочувствовать. Я разговаривала и переписывалась с некоторыми людьми из моей волейбольной команды в колледже, жаловалась им на свою работу. Но в ответ они только делились своими проблемами.

– Маки, это на тебя не похоже! Держись!

Что значит быть такой, как я? Непонятно. Единственными, кто знает меня по-настоящему, были три мои школьные подруги, вместе с которыми мы стали свидетелями убийства. Только они, и никто другой. Когда я поняла это, мне стало их очень не хватать.

У меня с ними больше не было никакой связи. Но моя младшая сестра училась в профессиональном училище недалеко от нашего города; она рассказывала мне, чем они занимаются.

Саэ вышла замуж и собиралась жить за границей, как я слышала. Ее муж, кажется, принадлежал к элите. Акико оставалась такой же скрытной, как и раньше, но сестра видела, как она приходила в магазин с сыном своего старшего брата, и ей показалось, что выглядит она неплохо. Юка вернулась домой и ждет ребенка.

Вот что я знала о них в начале прошлого месяца. Я вдруг почувствовала себя глупо оттого, что делаю что-то ради искупления вины. Похоже, остальные совсем забыли про убийство и обещание, которое они дали маме Эмили.

Если спокойно подумать о случившемся, то покажется маловероятным, что она действительно будет нам мстить, если мы не выполним обещания. Скорее всего, она говорила это, чтобы мы стали более решительными.

Я одна так серьезно ко всему отнеслась. Единственная, кто серьезно воспринял ее слова и работал ради искупления. Так мне, во всяком случае, показалось.

Я подумала, что глупо лезть из кожи вон, и дала себе послабление на работе. Когда кто-то из родителей не оплачивает школьные завтраки, мы обязаны пойти к ним домой, но я стала это игнорировать. Зарплату мне за это не платили. Если родители звонили утром и предупреждали, что оставляют ребенка дома, потому что он неважно себя чувствует, я не докапывалась до истинного положения вещей – правда заболел или нет? Просто отмечала, что такой-то отсутствует. Когда дети затевали драку и обзывали друг друга плохими словами, я просто ждала, чтобы они сами успокоились. Так я изменила свое отношение ко всему.

Жить стало гораздо легче. И даже дети, казалось, начали лучше ко мне относиться. Может быть, слишком строгое отношение к самой себе им тоже мешало – и вообще напрягало всех вокруг.

Примерно в то время одна из моих подруг – Саэ – появилась в теленовостях. Сообщали, что вскоре после замужества она убила своего мужа, который оказался каким-то сексуальным извращенцем. Вскоре я получила письмо от мамы Эмили, которое она отправила на адрес моих родителей. Она ничего не написала от себя, просто вложила копию письма, которое ей отправила Саэ.

Впервые я узнала, как Саэ чувствовала себя все эти пятнадцать лет. Мое безрассудное указание охранять тело Эмили заставило ее прожить эти годы в кошмарном страхе, который я даже не могла себе представить. Если б я только вернулась тогда к бассейну, не застав никого в учительской…

Саэ по-своему выполнила обещание искупить вину. Она так любила французских кукол… Из нас четырех она одна была сама как кукла, тихая, спокойная. Но оказалась значительно храбрее меня.

Даже спустя пятнадцать лет я по-прежнему самая большая трусиха.

И вот тот самый преступник ворвался на территорию нашей школы. Как я уже говорила, стоял солнечный летний день, все были у бассейна. Те, на которых прямо у меня на глазах должно было совершиться нападение, были учениками четвертых классов. Многое совпадало с тем, что случилось пятнадцать лет назад. Это заставило меня думать, что, возможно, мама Эмили все это спланировала, а сама издалека ждала развития событий.

Убежать означало, что я никогда не избавлюсь от того убийства, даже когда истечет срок давности. В этот раз я не сомневалась. Лучше пусть меня зарежут, решила я, чем жить всю жизнь трусом.

Когда эти мысли пришли мне в голову, я уже бежала к Сэкигути.

Теперь я понимаю, почему стала учительницей младших классов. К этому дню привели меня усиленные волейбольные тренировки. У меня был единственный шанс вернуть то, что я утратила. Вот о чем я думала, когда накинулась на Сэкигути.

Я не собиралась сбивать его с ног или убивать. Все, о чем я думала, было: «Я не могу допустить, чтобы детей убили. Я должна их защитить, чего бы мне это ни стоило. В этот раз я обязана сделать все, что нужно. Все».