Искупление Дабира

Малик-шах не послушал тогда его первого вразумления, и семь тысяч вольных гуламов в конном строю прибыли из Рея к брату султана -- мятежнику Текешу. Они забрали Мерв; и Нишапур бы они забрали, если бы молодой султан, испугавшись, не стал беспрекословно следовать его указаниям.

Другое дело, что его авторитет вазира непоколебим в государстве. Когда через три года прощенный Текеш снова выступил из завещанного ему отцом Термеза и осадил Серахс, то одной лишь подписи "Низам ал-Мульк" стало достаточно, чтобы мятежники бежали в беспорядке. Котлы с теплой кашей были в страхе брошены ими тогда у стены Серахса...

"...И вот твои сыновья и внуки, каждый из них владеет большим округом и правит большой областью, но, не удовлетворяясь этим, они вмешиваются в дела расправы и в жажде власти дошли до того "

Не стал бы писать такое великий Алп-Арслан. Когда-то был тоже подан донос на него покойному султану. Тот повертел в руках тайное письмо, остро посмотрел и вдруг рассмеялся. "Я не стану читать это, -- сказал он. -- Возьми и сам прочитай. Если то, что пишут эти люди о тебе, правда, то исправь свое поведение. Если же там неправда, то подумай, чем обижены писавшие, и удовлетвори по возможности их желания в службе или имуществе". Этот отважный туранец быстро понял смысл государства, хоть царствовал только во втором поколении.

Все происходило тогда в его загородном имении -- кушке. Туграи закончил чтение, поцеловал подпись, свернул и подал ему послание. Все были на своих местах:

оба сановника, надимы и чуть в стороне -- эмир Йиль-берды. Золотой куб чернильницы стоял на низком прямоугольном столике. Прямая линия подстриженных деревьев виднелась в окне. Листва не шевелилась, скованная горячим хорасанским солнцем.

Он принял обеими руками письмо Величайшего Султана, поцеловал и опустил перед собой на стол. Потом, подведя ладони под бороду, начал говорить. Тверд и резок был его голос:

-- Скажите этому султану: "Если ты не знал, что я соучастник твой в царстве, так знай, ибо достиг ты своего положения только благодаря моим действиям и мерам!"

Находившиеся здесь были опытные люди, и стояли они, как бы не слыша этих слов. А он уже широко развел руки, обращаясь прямо к их свидетельству:

-- Разве не знал этот султан, что когда убит был его отец, то я устроил все дела и уничтожил смутьянов из его рода? И многих других я устранил, направив дело к завоеванию стран близких и дальних. А после этого он стал слушать доносы на меня, приписывать мне грехи... Передайте ему от меня, что устойчивость золотой зубчатой шапки на его голове связана с этой моей чернильницей и что в их единении тайна упрочения державы. И когда я закрою эту чернильницу, то недолго удержится на его голове и шапка Кеев!..! -Потом в его голосе появилась озабоченность. -- Если он решился на перемену ко мне, то пусть сделает в целях предосторожности заготовку продуктов и фуража, прежде чем это случится. Пусть соблюдает предусмотрительность в отношении событии до того, как они произойдут...-- Указания его были точны и касались существа дела. Перечислив все, что необходимо исполнить в связи с его уходом от дел и могущей произойти от этого неурядицы, он закрыл глаза. -- Передайте от меня султану то, что хотите, из услышанного, а для меня его упреки оказались столь тяжкой ношей, что руки мои обессилели!..

----

К е и -- полулегендарные иранские цари.

До сих пор все шло в должном порядке. Никем в государстве не могут быть произнесены слова в осуждение Величайшего Султана. И вместе с тем он должен знать мысли и обиды своего первого раба. Для того и посылаются в таком случае мудрые, знающие тайны правления сановники. Они как бы не слышат порочащих султана слов. В подобающих выражениях расскажут они султану, как проливал слезы раскаяния тот, кто вызвал его неудовольствие. Целовать пыль в том месте, куда падает высочайшая тень,-- вот лишь о чем думает виновный. Но вместе с сановниками посылается и личный хаджиб государя. "Сообщишь мне все, а то эти скроют!" -- говорится ему в напутствие. И он тайно передает султану все сказанное в действительности: горькое и сладкое. Таким образом, этих слов как бы не говорилось, а султан тем не менее их услышит. Все это имеет свой глубочайший смысл...

Был Абу-л-Ганаим, и была Тюрчанка. И султан на этот раз пожелал вдруг не наедине, как принято, а в присутствии всего дома услышать тайный доклад своего личного хаджиба. Эмир Йильберды вслух произнес все те речи, что говорились накануне. "Видите, не так говорил вазир, как вы рассказываете, а другим образом!" -- вскричал султан и тут же послал к нему домой великого туграи с устным уведомлением об отставке.