Искупление вины

– Пока еще рано говорить «спасибо». Вот завтра… Так что будем держать кулаки, чтобы все получилось! Надеюсь, что твои злоключения скоро закончатся. Держать тебя взаперти больше не имеет смысла.

Вернувшись в кабинет, Волостнов развернул газету «Правда» и прочитал сводки Совинформбюро. Шли жестокие бои на подступах к Сталинграду. Даже человеку, не владеющему информацией, становилось ясно, что назревает что-то грандиозное. С обеих сторон были стянуты значительные силы. Но немцы, с присущей им самоуверенностью, недооценили грядущее сражение, надеялись одним махом перемахнуть через Волгу и выдвинуться к кавказской нефти, не подозревая о том, что к Волге из Сибири подходят свежеукомплектованные дивизии.

Но в целом положение на фронтах оставалось тяжелым: немцы оккупировали Украину, Смоленщину, нанесли тяжелое поражение Красной армии под Харьковом. Командующий 13-й и 6-й армиями генерал Городнянский застрелился после гибели своих войск. Как докладывала разведка, немцы, проявив уважение к командующему, похоронили его на хуторе Орлиноярск. Помощник командующего Юго-Западным фронтом генерал-майор Бобкин погиб вместе со своим девятнадцатилетним сыном, попав в окружение близ села Лозовенько, и был похоронен вместе с ним в братской могиле. А сам командующий Харьковской операцией маршал Тимошенко чудом выжил.

Южный и Юго-Западный фронты оказались ослабленными. Немецкая четвертая танковая армия прорвала фронт между Курском и Харьковом и стремительно двинулась на Ростов, уничтожая по пути наступления рассеянные и отступающие части Юго-Западного фронта. Займут Ростов-на Дону, и путь на Кавказ будет открыт.

Настроение у майора Волостнова испортилось. Он подошел к карте и поставил красные флажки, которыми отмечал линию фронта. За прошедшие сутки немцы продвинулись на всех фронтах почти на сотню километров.

В дверь негромко постучали, и в комнату вошел секретарь, младший лейтенант Анатолий Голубев.

– Товарищ майор, вам пакет из Центра, – передал он Волостнову конверт с большими сургучовыми печатями и, дождавшись разрешения, удалился.

Нетерпеливо распечатав конверт, Волостнов увидел, что пришла утвержденная Москвой радиограмма. Центр велел внести в радиограмму следующую поправку:

«…из-под Сталинграда выведены две дивизии и направлены в срочном порядке на Дальний Восток из-за опасения провокации со стороны японцев».

– Разрешите? – вошел в кабинет Елисеев. Капитан выглядел мрачновато, тоже прочитал последние сводки. Так что не одному майору сейчас тяжело.

– Проходи!

– Лев Федорович, я к вам вот по какому поводу…

– Пришел утвержденный текст радиограммы, в ближайшую радиосвязь передадите его в эфир, – перебил капитана Волостнов и передал ему конверт.

Елисеев взял утвержденную радиограмму, но уходить не торопился.

– Лев Федорович…

– Ну, что еще у тебя? – стараясь скрыть раздражение, спросил Волостнов.

– Помните, десять дней назад я вам подавал рапорт о переводе на фронт.

– Помню, конечно. Прекрасно помню! Кроме тебя еще три сотрудника подали. И все на фронт стремятся! А я, по-твоему, один здесь должен работать? Один этих гадов вылавливать буду, так, что ли?

– Вовсе нет, товарищ майор, – не сдавался Елисеев. – В Управлении достаточно профессионалов, а потом, приходит молодежь, и она…

Майор осуждающе покачал головой: похоже, что парня крепко припекло.

– Молодежь, говоришь, только эту молодежь сначала поднатаскать нужно, ждать, когда она подрастет и сумеет в курс дела войти. А для нас время – непозволительная роскошь! Нам сейчас нужно бить фашистов, а не завтра. – Неожиданно для самого себя Волостнов разволновался. Поднявшись из-за стола, прошелся по комнате и продолжил: – Ты посмотри на карту… Видишь, что на фронте делается. Немцы могут занять Ростов, и тогда танковыми колоннами выйдут на Кавказ. А там топливо для их техники! И останавливаться на Кавказе они не намерены. Зальют свои баки соляркой и дальше попрут! – Он глубоко вздохнул и тихо добавил: – Сам бы пошел на фронт… Но нельзя! Здесь тоже кто-то должен работать.

– Все это я понимаю, Лев Федорович, но как-то совестно мне в тылу отсиживаться. В городе и мужиков-то не осталось, одни женщины, да калеки… На нас как-то косо стали посматривать. Зашел тут вчера вечером в магазин, а одна женщина прямо мне в лицо и говорит: «Ты вот здесь водку берешь, а мой сын еще в сорок первом погиб!» Так я после этих слов развернулся и из магазина вышел, – в отчаянии произнес Елисеев.

– Ты не обижайся на эту женщину. Горе сейчас повсюду. Почти каждая семья потеряла близких, – покачал головой майор.

– Совесть меня гложет! – невольно воскликнул Елисеев. – Все мои друзья сейчас на фронте, родину с оружием в руках защищают, а я здесь, в тылу!