Искушение

Нам нужно искать не некую беспристрастную истину, - думал Соколов, оставшись один. - Таковая вообще не существует. Нам нужно искать истину символическую или служебную. Тут есть свои правила. Например, преступники должны быть сомасштабны жертве их преступления. Для Брежнева было слишком мало, чтобы на него покушался всего лишь заурядный лейтенант. На его самую драгоценную в мире жизнь должны были покушаться силы некоей мировой реакции. Возможно, что покушение Ильина не состоялось, поскольку не удалось притянуть к нему эти силы мировой реакции. Не исключено, что многие покушения на Сталина были скрыты именно в силу неадекватности покушавшихся объекту покушения. Для убийства Маоцзедуньки притягивать силы мировой реакции было бы слишком много. Но ограничиваться опустившимися алкоголиками, отсидевшими многие годы в лагерях за никчемные уголовные преступления, было бы слишком мало. Все-таки нужен некий Икс как посредник между алкоголиками и силами реакции, если не мировой, то хотя бы республиканской или даже областной.

Это напоминает сталинские методы? А разве существуют какие-то иные, несталинские?! Враги народа или консерваторы, - какая разница? Разница только во времени и в условиях. А суть дела та же.

Силы реакции, - что это такое? Почему это должны быть непременно консерваторы? Разве миллионеры и миллиардеры бывшей теневой экономики не силы мировой реакции?! Тут-то никаких сомнений быть не может. И почему идея покушения должна исходить от сил реакции, а не от сил противоположных?! Почему покушение должно совершаться во имя перестройки, а не против нее?!

Размышляя таким образом, Соколов вспомнил о молодом человеке, собиравшем материалы на покойную Елкину. Он не поверил в добрые намерения этого молодого человека. Кто-кто, а он, Соколов, хорошо знал, что только прохвост мог писать книгу о советском партийном работнике с намерением возвеличить его. А такой прохвост раззвонил бы повсюду о своем намерении, включил бы книгу в план какого-нибудь издательства, связался бы с самой Елкиной, получил бы не одну тысячу рублей авансом. Вряд ли такого прохвоста стали бы вызывать в КГБ. Нет, тут что-то неладно! Надо об этом молодом человеке навести справки. Надо вновь просмотреть с этой точки зрения архивы КГБ. Вдруг обнаружится упоминание об этом поклоннике Маоцзедуньки!

А что, если повернуть эту историю против опостылевшей и ведущей к катастрофе перестройки?! Кто я в конце концов - коммунист или предатель коммунизма?! Не пора ли и мне свое слово сказать?! Почему я должен работать на перестройщиков?! Раз уж война, так война! Надо поработать над этим поклонником Маоцзедуньки. Тут что-то кроется.

Соколов позвонил в Управление КГБ и дал распоряжение дежурному собрать по тревоге выделенных в распоряжение Соколова сотрудников. Пусть они вновь прочешут архивы с интересующей Соколова точки зрения. Пусть соберут исчерпывающие сведения об упомянутом в доносе молодом человеке и его окружении.

Размышления Рябова

Рябов решил придерживаться тактики, какой следовал всю прошлую жизнь. Не нужно прилагать никаких усилий к тому, чтобы выяснить то, что тебе нужно, ибо то, что тебе нужно, придет к тебе в голову само собой без всяких усилий. А если тебе в голову что-то не придет, то это тебе не нужно. Главное - твое присутствие в том месте, где тебе в голову что-то может прийти. А присутствующие в том месте сами выболтают все то, что тебе нужно. Не надо только им мешать.

Рябов отправился к своему старому приятелю Крутову, который еще до путча ушел в отставку с поста первого секретаря обкома КПСС, потихоньку выскользнул из партии и стал одним из заправил частного бизнеса в области. Совершил он этот самый радикальный шаг в своей жизни по совету Рябова, хорошо осведомленного о намерении верхов под каким-либо предлогом ликвидировать аппарат КПСС и вообще запретить КПСС как преступную организацию, как того и требовали лидеры Запада.

На обед к Крутову собрались все, кто имел что-либо достойное выбалтывания. В течение обильного обеда, перешедшего без перерыва в столь же обильный ужин, Рябов узнал о положении в области и в областном руководстве абсолютно все. Причем, в этом все для него не было ничего нового. Это все было точно таким же, как в Москве, только еще грязнее, пошлее, подлее и откровеннее.

Что касается Маоцзедуньки, то из бесед у Крутова Рябов составил о ней представление как о беспринципном приспособленце, карьеристе, хапуге и непроходимой дуре, в общем - как о типичном партийном работнике провинциального масштаба. Идея изобразить ее жертвой заговора консерваторов показалась Рябову смешной. Но разве не такими же нелепыми являются вообще все приключения с историческими личностями и более крупного масштаба?! Они лишь на расстоянии и со временем начинают казаться чем-то значительным. Кто знает, может быть с его, Рябова, подачи эта тупая и жирная свинья займет видное место в истории.