Искушение

— Чего я не знаю? — спросила я вместо приветствия. Чувствую, ничего не знаю. Если все это отдавать, то самое время отправляться к Эдо в полон. Саму жизнь придется заложить.

Колдун усмехнулся, отодвигая стойку с костюмами в сторону.

— Ты не знаешь, чем закончится эта история, — ответил он мне словами Сказочника.

— Значит, я вам должна отдать историю? — запуталась я окончательно. Спала я мало, и от этого в голове поселилась неприятная тяжесть. Было лень говорить, сидеть, жить.

— Заварника пока будет достаточно. Ты же не знала вчера, что его купишь.

Я закатила глаза. Если бы все в жизни было так просто.

Но все действительно так и оказалось — просто. Чаепитие закончилось репетицией. Мальчишки смешно размахивали рапирами, с пафосом выкрикивая свой текст. Потом все опять пили чай. Сидели долго, хохотали над смешными моментами из вчерашнего спектакля. Я устроилась в углу, собирая на нитку рассыпавшийся бисер с костюма Снежной королевы. Смех звучал для меня странно. Я смотрела на эти живые, подвижные лица, раскрасневшиеся после тренировки и чая, и чувствовала себя чужой. Вот они сидят, разговаривают, кричат, перебивают друг друга, и я словно подсматриваю за ними в окно с улицы, где холодно, завивает метель, а я, как всегда, без шапки и перчаток. Был бы здесь Макс, мне было бы не так одиноко. Захотелось тут же встать и отправиться его искать. Как Герда, идти и спрашивать у цветов, реки и ветра, не видели ли они моего прекрасного принца.

От таких мыслей сыпался бисер, я постоянно кололась иголкой, ухитрилась порвать кружево. Костюм у меня отобрали. И вот уже девчонки наперебой спорили, как надо пришивать украшения.

Я залезла с ногами на диван, положила подбородок на колени.

— Тебе не скучно? — До этого Семен ко мне не обращался, поэтому сначала я не поняла, кому он это говорит.

— Непривычно, — пожала я плечами. — Как будто все это со мной уже было, но в другой жизни.

Я чувствовала себя странно. Словно у меня что-то отобрали. Украли в толчее, и вот я ощупываю карманы, пытаясь понять, что это было, но не могу. Забыла.

— А пойдемте на Прямушку! — вспыхнуло вдруг у всех над головами.

Тут же все костюмы были повешены на свои места, чашки вымыты, стол убран. Даже пол подметен. Шумная толпа повалила на выход. Я с удивлением узнала, что сегодня суббота. В памяти всплыло давно забытое слово — выходной. Это когда можно выкинуть из головы все будничные мысли и просто отдыхать.

На улице было прохладно, поэтому мне выделили куртку, большую, безразмерную. Около ворот с часами я посмотрела на другую сторону улицы, где еще вчера стояла черная «Тойота» с тонированными стеклами, а сейчас ехали обыкновенные машины. Попыталась привычно почувствовать, какая опасность кроется вокруг меня, но крики и смех отвлекали. Я бежала следом за всеми, понимая, что в таком темпе не смогу закрыться, уйти в себя, нормально пережить все то, что со мной случилось.

Зашли в магазин, купили хлеба и сосисок, у кого-то дома раздобыли шампуры и целую связку туристических ковриков. Увидев в руках вчерашнего Советника гитару, неприятно поморщилась. Но это был другой инструмент. Тот, лаковый, с благородным коричневым корпусом, остался в Австрии. Эта гитара была с оборванной обмоткой на шестой струне, потертая, ядовито-желтая, с красным обвисшим бантом, привязанным к грифу. Вряд ли пафосные Смотрители позволили бы себе такую глупость. Кстати, вспомнила, статус-кво оттуда, из Австрии.

И уже трещал костер. Бывшие советники, стражники и вороны жарили сосиски и хлеб. Маленькая разбойница и Принцесса сооружали из первых цветов какую-то икебану. Эдо сидел в стороне, крутил между пальцами былинку.

— Ты разбираешься в растениях? — спросил он, протягивая мне травинку.

— В розах, — пробормотала я, понимая, что ни за что не отличу рожь от пшеницы. И та и другая колосок. — Белая символизирует невинность, розовая — дружеское расположение, желтая — знак измены, красная — страсти, черная — глубину чувств.

Эдо усмехнулся.

— Ты же берешь силу у природы…

— От берез, — согласилась я. Как давно это было.

— А я от трав.

— Заговоры действуют только на призраков.

— Я не собираюсь ни с кем бороться, — перебил меня Эдо. — Моя сила в траве. Как там у Смотрителей? Три свечи, паук, заяц дорогу перебежал, человек с пустым ведром навстречу. Сам образ наполняется энергией и начинает действовать разрушающе. У травы есть та же сила. Разрыв-трава помогает открывать клады. Одолень-трава лечит. Есть трава, способная оживить мертвое существо. Это все энергия. Ее так же много в окружающих горах. Убьет, ты и не заметишь.

— Надо записать, — кивнула я, намекая на то, что урок начался.

— Даже запоминать не надо. Само собой разумеющееся. И так всплывет в памяти, когда понадобится.

Он выбросил травинку в костер и забрал у Советника гитару.

Вечером я снова бродила по городу. Сердце изнывало по прежней активности. Оно привыкло стучать, привыкло посылать сигналы тревоги. Сам организм, казалось, перестроился на постоянный прием адреналина и сейчас, в тишине, скучал.