И исчез в зарослях ивняка. Анжелика сперва поговорила со спутниками, призвала их к терпению и вернулась к лодке забрать провизию. Подкрепиться было необходимо. Место казалось уединенным и пустынным. Если они не задержатся здесь слишком долго, они смогут уплыть до того, как дикари почувствуют их присутствие.
Нервничать было бесполезно. Надо было смириться с капризами и характером хозяина лодки. Если принять во внимание этот невозможный характер их перевозчика, опасности войны и тот факт, что три дня тому назад они все были в бухте Макуа, в руках Золотой Бороды, то надо признать, что путешествие было быстрым и пока что сравнительно благополучным.
Анжелика вернулась к спутникам и с помощью Сэмми разложила на плоском камне порции для каждого. В молчании начали есть. К концу обеда, подняв голову, чтобы попросить передать ей вино, она увидела, что все англичане, бледные, разинув от страха рты и широко раскрыв глаза, смотрели все в одну точку за ее спиной. С великим трудом заставила она себя оглянуться и посмотреть, откуда исходит опасность.
Под ивами с длинными золотисто-зелеными листьями, трепещущими на ветру, стоял иезуит в черном одеянии.
Глава 9
Первым желанием Анжелики было встать и защитить перепуганных англичан от пришельца. Вторая мысль: поискать глазами на нагрудном кресте священника рубиновый камешек, примету отца д'Оржеваля. Рубина не было. Значит, это был не д'Оржеваль.
Монах в черной сутане, неподвижно стоявший в тени, был высок и строен, гладко выбрит, с длинными темными волосами до плеч. Белые брыжи и высокий воротник подчеркивали сильную длинную шею, черты лица его были благородны и изысканны. Одна рука была опущена, другая покоилась на груди, придерживая крест с распятием, висящий на черной шелковой тесьме, и как бы указывая двумя пальцами на его вершину.
Темные глаза его смело смотрели на окаменевших от страха людей и, казалось, готовы были пригвоздить их к земле как загипнотизированных зверьков.
Наконец он вышел из тени деревьев и стал приближаться к ним по освещенному берегу. Тут она заметила, что из-под его обтрепанной и помятой внизу сутаны выглядывают ступни босых ног. Где-то она уже видела эти ступни.
— Hello! my fellom, how do you do? — раздался голос Джека Мэуина. — Dont you recognize me note 27
?Оторопевшие Анжелика и англичане не смели произнести ни звука: им показалось — о, колдовство или галлюцинация! — что эти слова были сказаны монахом.
Иезуит продолжал приближаться к ним, а они пятились к реке, пока не очутились у самой кромки воды.
Видя их испуг, он остановился.
— Итак, — продолжал он по-английски, с легкой усмешкой, — клад, который я только что выкопал, был всего лишь бедной монашеской сутаной, оставленной здесь перед отъездом, восемь месяцев тому назад.
И, обратившись к Анжелике, он добавил по-французски:
— Вы тоже удивлены моим превращением? Мне казалось, однако, что я давал вам повод для подозрений.
— Мэуин, — пробормотала она, — вы — Джек Мэуин?
— Он самый. Но я же и отец Луи-Поль Мареше де Верной, член Ордена иезуитов. Вот так при случае чертов англичанин может превратиться в проклятого француза и даже в самого ужасного паписта.
Тень усмешки пробежала по его лицу.
Он объяснил:
— Прошлой осенью мой наставник поручил мне секретную миссию в Новой Англии. Это переодевание в моряка — лишь одно из немногих, к которым мне пришлось там прибегнуть, чтобы не выдать себя и выполнить задание. Слава Богу, вот я и вернулся жив и невредим в нашу французскую Акадию.
Он говорил на изысканном французском, однако легкий акцент сохранился, видимо из-за долгой привычки говорить по-английски.
— Но.., вы француз? — проговорила Анжелика, с трудом приходя в себя.
— Конечно, француз. Мой род — из Нормандии. С детства я говорю по-английски, потому что был пажем при английском королевском дворе во время его изгнания во Францию. Позже я ездил в Лондон совершенствоваться в языке.
Несмотря на эти учтивые объяснения, Анжелика не могла поверить, что перед ней Джек Мэуин, хозяин их лодки.
Как, в течение трех суток она путешествовала под предводительством некоего Джека Мэуина, ни на минуту не заподозрив, что перед ней не грубый английский матрос, а французский иезуит из аристократической семьи, к тому же, по-видимому, сотрудничающий с отцом д'Оржевалем?!
Она была так удивлена, так нежданна для нее была эта метаморфоза, что глядя на ее растерянные глаза и открытый рот, он не выдержал и расхохотался.
— Успокойтесь, сударыня, прошу вас! Некоторые ваши высказывания обеспокоили меня. Но я вижу, что мне нечего опасаться. Вы не разгадали моего переодевания.
Впервые они услышали громкий смех Джека Мэуина.
И как ни парадоксально, именно это заставило их поверить, что» перед ними под столь ненавистной и столь враждебной черной сутаной, — именно он, хозяин лодки, тот самый, кто только что смачно сплевывал в море табачную слюну и ловко покорял с помощью рук и ног наполненный ветром парус, кто доставлял их с острова на остров, молчаливый, одинокий, но любопытный…