Искушение Марии д’Авалос

Он прошагал по коридорам, направляясь в кабинет аббата, и столкнулся с возвращавшейся Лаурой.

— Лаура! С твоей госпожой происходит что-то странное. Как ты смеешь оставлять ее одну в таком состоянии? Что с ней такое?

— Ваша светлость, простите меня, пожалуйста, — со слезами произнесла девушка, приседая в реверансе. — Аббат должен вам что-то сообщить.

— Почему это он должен мне сообщить? Говори ты. В чем дело?

— Я думаю, ваша светлость, лучше бы…

— Говори! — загремел Карло.

— Госпожа Беатриче… — тихо сказала Лаура. — Она умерла вчера ночью.

Не веря своим ушам, Карло долго смотрел на Лауру. Он потер лоб, вздохнул и перекрестился.

— Как она умерла? — спросил он.

— В результате выкидыша, вызванного падением. Она пошла на прогулку в горах, — тут Лаура начала рыдать, — и монахи полагают, что она оступилась и упала. — Она рассказала о большой потере крови у Беатриче и о том, как мертвый зародыш медленно отравлял организм девочки. Хотя Лаура и не поведала об этом Карло, последние дни Беатриче были сплошной мукой: ее била лихорадка и рвало ядовитой черной жидкостью. В бреду она кричала, что родила гниющий труп.

Карло глубоко вздохнул.

— Что она делала там одна?

— Она ушла одна ранним утром. У нее была такая привычка.

— Да. — Он прикрыл глаза руками. Он по-своему любил Беатриче, хотя она его сильно раздражала. Его восхищало ее мужество и оригинальный взгляд на мир, который он находил довольно интересным. — А твоя госпожа? Как она дошла до того бесчувственного состояния, в котором пребывает? Что этому предшествовало?

— После того как Беатриче приняла причастие и испустила последний вздох, моя госпожа легла рядом с ней. Она не позволила себя поднять, хотя монахи и аббат были чрезвычайно добры и мягки. Они послали за монахинями и другими женщинами из деревни, чтобы поддержать госпожу в ее горе. Она цеплялась за Беатриче, и никакая сила в мире не могла сдвинуть ее с места. Единственное, что можно было сделать, — это оставить ее там, рядом с холодным телом ее бедной дочери и прикрыть одеялом, чтобы госпожа не замерзла. Монахини просидели с ними всю ночь. А сегодня утром, когда пришло время обрядить тело и подготовиться к обратному путешествию в Неаполь — потому что, возьму на себя смелость предположить, ваша светлость, что семья захочет похоронить Беатриче в склепе семьи Карафа, — возникла необходимость оторвать мою бедную госпожу от ее ребенка, а когда мы это сделали, она все кричала и кричала, так что у меня волосы стали дыбом, и так она кричала, и ломала руки, и рвала на себе платье и волосы больше часа, бегая по комнате, и все наши попытки успокоить ее были тщетны. Она кричала, пока не сорвала голос. Тогда госпожу унесли в ее комнату, но она не хотела лечь в постель, а сидела в кресле. Я оставила ее всего на несколько минут, когда монахини попросили меня достать вещи из сундука Беатриче, чтобы обрядить ее.

Вернувшись в Неаполь, Мария вышла из ступора, только чтобы обрядить и похоронить Беатриче. Она выбрала самый лучший шелк, вышитый золотом, для савана и самые мягкие бархатные туфельки. В утро похорон она неимоверным усилием взяла себя в руки, вошла в комнату Беатриче и открыла маленькую шкатулку с сокровищами, которые были столь драгоценны для ее дочери. Как ни странно, Беатриче, перебравшись в палаццо Карафа, оставила их здесь. Может быть, они были ей больше не нужны. Внутри был каштановый локон Федериго, его серебряная пряжка от пояса, синие и красные перышки ее любимого южноамериканского попугая, умершего в Мессине; миниатюра с изображением Марии в детстве, изумительная розовая раковина и маленький молитвенник с рубиновым крестом, вделанным в обложку из слоновой кости, который ей подарила на одиннадцатилетие бабушка Свева. При виде этих предметов Марию охватил острый приступ отчаяния, и она, рыдая, упала на кровать Беатриче. Некоторое время она любовно перебирала их. Потом зашла в свою комнату и, взяв жемчужную брошь в форме сердечка, которая всегда нравилась Беатриче, положила в шкатулку к другим вещам. Потом легла на маленькую кровать и осталась там, безудержно плача. Она прижала к губам локон Федериго. Теперь она потеряла и Беатриче. Плоть от плоти Федериго ушла в иной мир. С потерей Беатриче она снова потеряла Федериго Карафа. Ничего больше не осталось от их брака.

Она не знала, что прошел целый час, вообще утратила чувство времени, когда вошла Лаура и осторожно дотронулась до ее руки.

В сопровождении стражи Джезуальдо Мария словно в тумане продвигалась по Спакканаполи, молясь, чтобы какой-нибудь головорез вынырнул из тени и, вонзив ей нож в сердце, положил конец ее страданиям.