Искушение прощением

– Я не в Неаполе, вот что не так, – серьезно ответила Клаудиа, но тут же улыбнулась – шутка. Она надкусила трубочку; на жакет дождем посыпались крошки. – Не скажу, что кофе плохой. Скорее здесь просто не знают, каким он должен быть, либо не умеют его готовить.

Клаудиа пальцем отодвинула чашку подальше и откусила еще кусочек cannolo. Потом доела трубочку с кремом и вытерла губы бумажной салфеткой, а крошки стряхнула рукой.

– Зато выпечка – выше всяких похвал.

Брунетти допил кофе (очень даже вкусный) и попытался припомнить, какой ему подавали в Неаполе, сто лет назад, когда он временно там работал. Он вспомнил пасту и рыбу, но не вкус кофе, хотя порция там была вдвое меньше той, что он только что выпил, и двух чашек хватало, чтобы зарядиться энергией на несколько часов.

В кафе было тепло, и у барной стойки полицейские были одни.

– Что думаешь?

– У бабушки моей лучшей подруги была болезнь Альцгеймера, и синьора Гаспарини… – Клаудиа тут же с улыбкой пояснила: – Тетушка Матильде напомнила мне о ней. Иногда ее память работала хорошо, иногда – нет. Но стоит ей хоть немного расслабиться – и перед нами была слабая пожилая женщина с первыми симптомами Паркинсона, теряющая память и пытающаяся до последнего это скрывать.

Гриффони вынула из кармана пять евро и положила их на стойку. Бармен принес сдачу, забрал чашки и блюдце.

– И?.. – спросил Брунетти.

Вместо ответа Клаудиа подошла к двери и открыла ее. Скоро они были на калле, потом свернули в первую улочку слева, и Гриффони остановилась перед витриной со сладкой выпечкой.

– Купоны оказались у Туллио Гаспарини… Тетушка сама их ему отдала. – Она говорила неторопливо, одновременно упорядочивая свои идеи. – Она знает, что то же самое Донато делает и для других клиентов, и вполне могла поделиться этими сведениями с племянником. Может, он пришел в аптеку и сказал, что знает о мошенничестве? И пригрозил провизору полицией?

Кдаудиа умолкла, не глядя на собеседника.

– Зачем Гаспарини вообще идти к синьору Донато? – спросил Брунетти. – Почему сразу не принести эти купоны нам и не рассказать, что еще ему известно? Например, о синьоре Ламон…

Гриффони сунула руки в карманы и перекатилась с носка на пятку – вверх-вниз, вверх-вниз. Брунетти казалось, что он слышит, как подпрыгивают зубчатые колесики у нее в мозгу, чтобы тут же, со щелчком, вернуться на место. И опять. И опять…

Не дождавшись ответа, комиссар сказал:

– Ты права, он мог знать и о других клиентах. Тетушке Матильде понадобилось всего полчаса, чтобы рассказать об этом нам.

Гриффони ответила кратко: «Синьора Ламон».

– И действительно ли Донато ограничивается препаратами от болезни Паркинсона и Альцгеймера? – Брунетти немного подумал и продолжил: – Лекарства, что назначают при психологических проблемах, дорого стоят, особенно те, что недавно поступили на рынок.

А люди, которым назначают такие препараты, склонны забывать рецепты дома и не обращать внимания на цену лекарств, и как, и сколько они вообще за них заплатили… Озвучивать эти рассуждения Брунетти не стал.

Мы полагаемся на провизоров так же, как и на докторов. А может, даже больше – и доверяем им свои тайны.

– Донато наверняка знает, кто из его клиентов богат и чьих родственников не заинтересует периодическое исчезновение сотни евро, – сказал Гвидо.

Гриффони наконец отвлеклась от созерцания сладостей.

– Фармацевт наверняка может определить, как далеко зашла болезнь, по информации в рецепте, и прикинуть, насколько забывчив тот или иной пациент. Особенно если у него первые симптомы Альцгеймера.

Брунетти кивнул, спрашивая себя, сколько таких купонов забыты или утеряны людьми, которые за них заплатили. И через несколько месяцев, обнаружив их где-нибудь в ящике стола, многие ли из них вспомнят, что это вообще за бумажки?

– Золотая жила, ты не находишь? – сказала Гриффони.

– А остальные сотрудники аптеки? – спросил Брунетти и, отвечая на ее взгляд, продолжил: – Не удивлюсь, если не только дотторе Донато предлагает клиентам заплатить за лекарство полную цену в обмен на купон. – Тут он замер. – То есть все, кто работает в аптеке, к этому причастны, согласна?

– Они не могут этого не знать, – произнесла Гриффони. – Но я не уверена, что это соучастие.

– А как еще это назвать? – Брунетти старался говорить спокойно.

– Нежелание ввязываться в неприятности. Попытка сохранить работу. И не соваться не в свое дело. – Клаудиа сделала паузу, чтобы убедиться, что коллега услышал и понял ее, и добавила: – Вспомним хотя бы Библию, Гвидо!

– Что? – Брунетти не смог скрыть удивления. – Ты говоришь о Библии?

Столь острая реакция позабавила Гриффони. Она погладила коллегу по предплечью и произнесла:

– Не волнуйся так! Я говорю всего лишь о семи тучных годах и о семи тощих. Тучных лет мы видели немало, теперь начались тощие. И все, даже провизоры, не так смелы, как раньше. Они не могут позволить себе потерять работу.

– Не могут или не хотят? – спросил Гвидо со свойственной северянам суровостью.

– Не хотят, – уступила неаполитанка Гриффони.

– Все они дают клятву. Как и врачи, – не отступал Брунетти.