Искушение сирены

София никак не может стать дочерью плантатора из Вест-Индии. Даже если бы она смогла примириться с мыслью о новом обмане — а она вовсе не была уверена, что смогла бы это сделать, даже ради Грея, — то по возвращении в Лондон, где ее многие знали, обман бы раскрылся и двери приличных домов все равно захлопнулись бы перед ней. Погубленную репутацию не восстановить, появившись в новом обличье, более того, она, как заразная болезнь, обрушится на любого, кто решит поддерживать с ней знакомство.

Она понимала, что должна рассказать Грею правду. Но как только она это сделает, ситуацией будет управлять только он. Возможно, он все-таки будет настаивать на их женитьбе, но тогда это снизит шансы его сестры на хорошую партию и уж никак не придаст респектабельности его семье, то есть будет разрушено все, ради чего он так упорно трудился и пожертвовал столь многим.

А возможно… он отпустит ее.

София закрыла лицо руками. Как может она рассказать ему, какой изменчивой, непорядочной и коварной она была, и в то же время требовать от него порядочности? Как может она заставить его сделать выбор между любовью к своей семье и его обещаниями, данными ей?

И как сможет она перенести, если он выберет семью?

Какая жестокая ирония! Если бы только у нее хватило смелости не сбегать, а предстать перед родителями и попросить, чтобы Тоби разорвал их помолвку. Конечно, это был бы скандал, но такие скандалы лишь развлекают общество, а их участники на какое-то время даже становятся популярны. И возможно, в следующем сезоне она снова смогла бы выйти в свет и встретить на каком-нибудь балу высокого широкоплечего джентльмена с плутоватой улыбкой и интригующим шрамом на подбородке.

Возможно, он пригласил бы ее на танец.

Солнечные лучи позолотили этот тонкий шрам и шрам побольше на его груди. Как она завидовала этим шрамам, этим нестираемым меткам, оставленным любовью! Один — любовью к брату, второй — любовью к сестре. У Софии возникло желание тоже оставить свою метку. Возможно, он никогда эту метку не увидит, никогда не узнает о ней, но в ее сердце он всегда будет принадлежать ей.

Тщательно порывшись в своем сундуке, она нашла чернильницу и небольшую кисточку. Когда она присела рядом с постелью, он пошевелился, но не проснулся. Он перевернулся на другой бок, спиной к ней.

К счастью, у Софии была легкая и твердая рука. А Грей был настолько измотан, что спал как убитый. Она работала быстро. И когда она отодвинулась назад, чтобы полюбоваться своим печально временным произведением, сверху раздался крик:

— Земля на горизонте!

— Вон там «Афродита», — сказал Грей. Он сидел, прижатый к ней, в шлюпке, а матросы гребли по направлению к Роуд-Тауну. Конечно же, Грей настоял, чтобы она и ее сундуки первыми были отправлены на берег. Он никак не мог позволить ей остаться.

Он кивком указал на корабль, стоявший на якоре в другой стороне гавани.

— Вероятно, они прибыли несколько дней назад и теперь с нетерпением ждут нашего прибытия. Не удивлюсь, если увижу, что Бел ждет на причале.

— Надеюсь, что ее там нет. — Слова сорвались с ее языка. Она осмелилась посмотреть на него и встретилась с его удивленным взглядом.

— Отчего же? — спросил он. — Я думал, что ты рада будешь с ней познакомиться.

— Так оно и есть, — солгала София. — Я просто еще не готова, я в таком наряде… Мне хочется, чтобы первое впечатление было более благоприятным.

Грей выглядел и в самом деле великолепно этим утром: на нем были хрустящая батистовая рубашка, серо-голубые брюки и ярко-синяя куртка, плотно облегавшая его широкие плечи. Он, должно быть, приберегал этот наряд именно для этого торжественного случая — для своего триумфального возвращения домой. Рядом с ним София чувствовала себя неряшливой и ничем не примечательной, на ней было платье в цветочек. У нее тоже был великолепный наряд, который она могла бы надеть. Но шелковое платье осталось лежать завернутым в ткань на дне ее сундука.

— Значит, я должен представить тебя как Джейн? — Он посмотрел на нее немного смущенно. — Я даже не могу думать о тебе как о Джейн. Это имя тебе совершенно не подходит.

София сжала кулачки. Он дает ей прекрасную возможность. И почему бы ею не воспользоваться?

— Но это действительно не мое имя.

Он сжал челюсти и перестал большим пальцем поглаживать ее ладонь.

— Это мое второе имя. Понимаешь, я… я… — У нее не хватило смелости. — Дома меня всегда называли этим именем.

Суровое выражение его лица сменилось усмешкой.

— И в этом мы с тобой схожи.

Он обнял ее за талию и притянул ближе.

Ругая себя за трусость, София прижалась к нему.

Одна только мысль о том, чтобы рассказать ему всю правду и увидеть, как он будет с трудом делать выбор между нею и своими мечтами… Она почувствовала, как ленты шляпки сжимают ей горло, перекрывая воздух. Ее охватило отчаяние.