Искушение свободой

Оказалось, управлять судном не слишком трудно. Команда знала свои обязанности хорошо. Ему оставалось только прохаживаться с важным видом на капитанском мостике. Иногда отдавал приказы, когда требовалось пристать к берегу или подбодрить кочегаров. Так добрались до Хабаровска.

Не тогда ли его впервые осенила мысль о пользе анархии? Каждый будет заниматься своим делом, лишь бы ему не мешали. Так, мол, всё сообразуется само собой.

Можно было немножко отдохнуть. Но Кропоткин спешил. Дорог был каждый день: надвигались холода, заканчивалась навигация. Не успеют отправить новые баржи с провиантом – быть голоду на Амуре.

По горным тропам в сопровождении одного казака он двинулся вверх по долине Аргуни, сокращая путь. Только в полной темноте делали остановки. Продирались сквозь буреломы. На лошадях преодолевали горные реки. Спали у костра, закутавшись в шинели и одеяла. С рассветом седлали лошадей. Остановка. Выстрел в глухаря. Запечённая на углях птица, овёс лошадям, и снова в путь.

Совершенно измученным добрался он до поселка Нара. Здесь встретил забайкальского губернатора. Сразу же начались сборы нового каравана барж.

Кропоткин поспешил далее, в Иркутск. Даже бывалых сибиряков удивила необычайная быстрота, с которой он преодолел огромное расстояние.

Почти без просыпу он провалялся неделю в постели, восстанавливая силы. И тут новое поручение: выехать курьером в Петербург. Надо лично доложить о катастрофе. Ему поверят как очевидцу и безупречно честному человеку.

Наступала зима. Особенно опасны были переправы через могучие сибирские реки. Кропоткина это не останавливало. Спал в пути. Он как бы испытывал себя в чрезвычайных обстоятельствах.

* * *

Петербург. Тусклый день. Улица запорошена снегом. Кропоткин молодцевато вбегает по ступеням лестницы невысокого дома с колоннами. В гостиной его встречает сияющая миловидная барышня, целует в щеку:

– Кузен, сэ фантастик! Пять тысяч вёрст за двадцать дней. Только и разговоров, что о тебе… Сегодня у нас танцуют. А ты сможешь, Пьер?

– Конечно!

И вот уже бал, и музыка, и танцующие пары, и Кропоткин вальсирует с кузиной так легко и радостно, словно не было изматывающей тело и душу дальней дороги.

А через несколько дней – опять в санях по зимнему тракту, навстречу солнечному восходу. Вскоре он вернулся в Иркутск.

* * *

Генерал-губернатор Сибири в своём кабинете вручает Кропоткину паспорт:

– Итак, дорогой князь, отныне вы иркутский второй гильдии купец Пётр Алексеев со товарищами… И упаси вас Бог выдать себя. С маньчжурскими властями шутки плохи. Ни один европеец не посещал этих мест. Недавно посланный туда топограф Ваганов был убит. Вас это не смущает?

– Нисколько, ваше превосходительство.

Новое испытание, новое приключение – опаснее первого. Теперь он военный разведчик. Перевоплощение в купца.

Случайная встреча в придорожном трактире: Кропоткин в простонародной одежде подходит к майору Малиновскому. Тот в недоумении, не сразу поняв, кто перед ним. Засмеялся, обнял:

– Пётр Алексеевич! Не признал. Быть вам богату… И что это вы так вырядились? Опять, небось, с дамочками спектакль Островского готовите?

– Никак нет-с, – отвечает Кропоткин, – изволите ошибаться. Никаких спектаклей-с.

– Ну, милости просим, присаживайтесь ко мне.

На столе пыхтит самовар, Кропоткин важно усаживается на кончик стула в сторонке:

– Покорнейше благодарим-с и здесь посидим-с.

Налил чай в блюдечко, подул, выпучив глаза, отгрыз крохотный кусочек сахару и стал пить. Малиновский, глядя на него, зашёлся от смеха, поперхнулся и едва не свалился со стула.

* * *

Разоблачить ряженого купца могли ещё на русской стороне, в казачьих станицах. Сюда уже дошёл слух о приезде важного начальника. В одной из чайных хозяйка спрашивает его:

– Сказывали, какой-то князь Рапотский приехать должен.

– Это верно, бабуся.

– Их сиятельство из Иркутска хотели к нам. Ну да где ж им в такую погоду?

– Это верно, – степенно соглашается Пётр Алексеев, – не для князя погода.

Его сопровождают пятеро верховых казаков. Из всей группы только у одного бурята огнестрельное оружие: древнее фитильное ружьё. Он стреляет косуль. Мясо идёт в пищу, а шкуры он припасает, чтобы уплатить калым за невесту.

* * *

Кропоткин – Пётр Алексеев – с трубкой в зубах идёт за своей кибиткой. С ним верховые казаки и старый китаец-чиновник в таратайке.

На перевале возле корявого дерева груда камней. К ветвям и камням привязаны разноцветные тряпочки и конские волосы. Чиновник останавливает таратайку, выдёргивает несколько волос из гривы своего коня и привязывает к ветке. Казаки, подумав, совершают тот же обряд с той же почтительностью, что и китаец.

– Отсюда вода в Амур, – с сильным акцентом говорит чиновник.

Выходит, они перевалили горы Хингана! Он – первый европеец, кому это удалось. Кропоткин выглядит невозмутимым. А в душе ликует: «Всякий путешественник легко представит себе мой восторг при виде этого неожиданного географического открытия. Хинган доселе считался грозным горным хребтом».