Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Бокия покорила по тем временам дерзкая и неожиданная идея мистического ученого о мозге как абсолютном подобии радиоаппарата. Только этим, утверждал Александр Васильевич, объясняются такие явления, как гипноз, телепатия, коллективные внушения и галлюцинации. Он не сомневается, что именно подобными возможностями мозга уже тысячелетия пользуются маги, прорицатели. В основе всех «таинственных» явлений лежат лучи, испускаемые мозгом; существование этих лучей доказано многими учеными во всем мире, в том числе и профессором Барченко (еще в дореволюционные годы). Следовательно, необходимо провести серьезные лабораторные исследования свойств этих лучей. Сверхзадача: получить возможность управлять ими. Этим, в первую очередь, и занялся в лаборатории профессор Барченко со своими новыми коллегами, с которых была взята расписка о неразглашении тайны.

Однако круг вопросов, интересовавших Бокия, постепенно расширялся. И так как Александр Васильевич свои опыты в лаборатории совмещает с должностью эксперта начальника спецотдела по психологии и парапсихологии, Глеба Ивановича все больше интересует информация о структуре и идеологии различных оккультных организаций в восточных странах, граничащих с советским государством, но прежде всего подпольно (все они запрещены и объявлены вне закона) существующих в Советском Союзе. И это связано также с практическим интересом шефа спецотдела: ему необходимо найти методику выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов. Где, как не в среде оккультистов, искать подобных людей?

В эту пору по инициативе Бокия в спецотдел свозят (часто насильно) всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, гипнотизеров с северных и восточных окраин державы, и профессору Барченко предстоит их обследовать на предмет «пригодности для деля государственной важности». Для «изучения индивидуумов» одно из подразделений службы Глеба Ивановича оборудовало «черную комнату» в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку в доме № 1.

И хотя «обследования» давали положительные результаты, возник первый конфликт между профессором Барченко и начальником спецотдела.

— Глеб Иванович, — сказал однажды мистический ученый, когда они остались вдвоем в кабинете Бокия, — я считаю, что эксперименты в «черной комнате» надо прекратить.

— Почему? — спокойно спросил хозяин кабинета.

— Во всех наших опытах присутствует насилие…

— Во всех? — перебил Бокий.

— Пусть даже в одном из десяти! — воскликнул Александр Васильевич. — Насилие, унижение человеческой личности должно абсолютно отсутствовать в том, чем мы занимаемся! Абсолютно!

— Хорошо, мой друг, — в голосе Бокия прозвучали еле уловимые железные большевистские нотки, — я учту ваше мнение. Наверно, вы правы. Насилие — не наш путь.

— Не путь «Единого трудового братства», — тихо сказал профессор.

— Тем не менее — делайте, Александр Васильевич, свою работу с этим народом.

И работа продолжалась. Откровенное насилие над «людьми Луны и Солнца», как называл их Бокий, сменилось ненавязчивым принуждением.

Однако конфликт не был исчерпан — проблема, смутившая Александра Васильевича, оставалась, ее лишь, загнав внутрь эксперимента, «смягчили»: Финал инцидента был неожиданным и совсем не в духе профессора Барченко, которого начальник спецотдела полагал человеком интеллигентным (что полностью соответствовало реальности), мягким и бесхарактерным (а вот на этот счет Глеб Иванович заблуждался).

Одним из медиумов, проверяемых в «черной комнате», стал режиссер Второго МХАТа Смышляев, способный в каталептическом состоянии предсказывать различные политические события. Но чтобы «подопытного индивидуума» подвергнуть эксперименту, необходимо было искусственно вызвать приступ болезни. Профессор Барченко категорически отказался от этой противозаконной и антигуманной акции.

— Делайте вы! — приказал двум молодым ассистентам Бокий, присутствовавший при эксперименте.

Приступ болезни был вызван мучительным и по законам медицинской этики недопустимым способом. Эксперимент состоялся. Находясь в каталептическом трансе, Смышляев на этот раз предсказал скорую болезнь Пилсудского, польского военачальника, разгромившего осенью 1920 года Красную армию, двинувшуюся по велению Ленина в бесславный «красный крестовый поход» на Варшаву и Берлин. В скором времени это сладостное для советских вождей пророчество сбылось.

На эксперименте Александр Васильевич лишь присутствовал, бледный и напряженный; он не вмешивался в действия своих ассистентов.

На этот раз они вдвоем оказались в кабинете заведующего тайной нейроэнергетической лабораторией при Московском энергетическом институте, куда их привезла роскошная служебная машина начальника спецотдела — английский «Роллс-Ройс» цвета «тропического заката».

— Глеб Иванович, — первым нарушил молчание мистический ученый, — я ставлю вас перед выбором: или «черная комната» со всеми этими недопустимыми экспериментами…

— Или? — грозно перебил Бокий, подойдя к окну и встав к профессору спиной.

— Или я пишу вам заявление с просьбой освободить меня от занимаемой должности.