Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

…Индийская, более широко — восточная, тема появляется в творчестве Рериха в 1905 году. Он пишет сказку «Девассари Абунту», а в следующем, 1906 году создает полотно под тем же названием и картину «Девассари Абунту с птицами». В дневнике Николай Константинович записывает: «Это моя первая творческая дань Индии».

В последующие годы тематика Востока занимает все большее место и в литературных работах Рериха, и в его живописи. Влияние восточной философии на мировоззрение живописца становится все заметнее.

Надо сказать, что Востоком, и не столько его искусством, сколько восточными религиозными учениями, с еще более раннего времени была страстно увлечена Елена Ивановна и в этом смысле она имела на своего супруга сильное влияние.

И все это происходит на фоне некоего объективного исторического процесса. Особенность Российской империи в том, что она — единственное в мире многонациональное евроазиатское государство, где переплетаются, взаимодействуют, обогащая друг друга, различные религии, культуры, традиции. И при глубинном изучении проблемы выясняется близость культуры, искусства, черт национального характера и религиозного восприятия мира, — несмотря на полную внешнюю несхожесть христианства и буддизма — тождество двух великих народов: русского и индийского. Это глубже и многогранней других ощутил, а потом осмыслил Николай Константинович Рерих, поняв, какие огромные, плодотворные возможности Таятся в сближении и сотрудничестве двух государств во всех областях, но прежде всего на поприще культуры.

Впрочем, в своем понимании важности изучения индийской культуры для России художник не одинок. Во второй половине XIX — начале XX в. культурные связи России и Индии значительно расширяются. Широкое признание получают блистательный русский индолог И. П. Минаев и его ученики С. Ольденбург и Ф. Щербатский.

Изучая прошлую, уходящую в глубину веков культуру Индии — философию, религию, искусство, Николай Константинович живо интересуется культурной и религиозной жизнью современной Индии (именно на этом поле произойдет его сближение с Рабиндранатом Тагором, которое уже в Кулу, где у подножия Гималаев в конце концов поселится наш живописец, перейдет в обоюдную приязнь, почти дружбу).

И следует сделать вывод: изучение индийской культуры, и особенно религии, которым во все века индийские правители придавали огромное значение, невзирая на войны, неслыханные материальные трудности и — увы! — традиционную нищету народа, способствует зарождению главной доминанты в теоретическом — пока теоретическом — учении Рериха о всеобъемлющем Землю «царстве духа»; доминанта эта — культура. В ту пору — десятые годы нашего века — Николай Константинович писал:

Среди народных движений первое место займет переоценка труда, венцом которого являются широко понятое творчество и знание. Отсюда ясно, что в поколениях народа первое место займут искусство и наука. Кроме того, эти два двигателя являются тем совершенным международным языком, в котором так нуждается мятущееся человечество.

Искусство — сердце народа. Знания — мозг народа. Только сердцем и мудростью может объединиться и понять друг друга человечество.

Восток, Индия, восточная философия и искусство накануне Первой мировой войны в жизни и творчестве Николая Константиновича занимают все большее место. Он собирается послать в Индию стипендиатов школы Общества поощрения художеств, разрабатывает проект открытия в Петербурге индийского музея, надеется получить для него некоторые экспонаты из коллекции В.В. Голубева (еще в Париже они вели об этом предварительные переговоры), теперь же он обращается в Академию наук, чтобы от ее имени была бы проявлена соответствующая инициатива. Но в ответ — молчание… «Когда гремят пушки, музы молчат»?

В связи с индийской — или восточной — темой следует особо остановиться на контактах Рериха в эти годы с человеком удивительной судьбы, забайкальским бурятом, получившим в Тибете буддистское образование, Агваном Дорджиевым.

Поскольку об этом действительно уникальном в своем роде персонаже восточной, точнее тибетской, истории первой четверти XX века Арнольд Генрихович Шоц в своей книге фактически только упоминает, следует о нем рассказать более подробно.

Итак…

Хамбо Агван Дорджиев

(фамилию можно перевести с тибетского как «раскат грома», дата рождения не установлена, скончался в 1938 г.)

Около 1880 года в тибетскую столицу Лхасу прибыл молодой лама. В то время он еще ничем не отличался от сотен других монахов за исключением, пожалуй, того, что не был тибетцем. Бурят, он родился в сибирских степях к востоку от Байкала и являлся русским подданным; внешность имел типично азиатскую — круглолицый, смуглый, узкоглазый, с прямым, слегка приплюснутым носом, коренастый, широкогрудый, коротконогий. В Тибете он стал известен под именем Чоманг Лобзанг.