Искуситель

Я забыл сказать, что мой опекун, отправляясь вместе с нами на ярмарку, отдал в полное мое распоряжение синенькую ассигнацию[21] и рубля два мелким серебром. Сначала, развлеченный новостью предметов, которые на каждое шагу возбуждали мое удивление и любопытство, я совершенно позабыл об этом важном обстоятельстве. Наглядевшись досыта на толпы гуляющих и лавки, наполненные дорогими товарами, я обратил наконец внимание на разбросанные посреди рядов небольшие лавочки, или шкапы с разными мелочными товарами. Я остановился подле одного из них: перочинные ножички различных форм, красные туалетцы с зеркалами, точеные игольники, рулетки, сафьяновые бумажники с прибором, готовальни, духи и сотни других безделушек обворожили меня своим разнообразием и приманчивой наружностью, я пожирал их глазами. «Боже мой! – прошептал я невольным образом. – Что, если б у меня было шереметьевское богатство! Я купил бы все эти вещи разом, разложил бы у себя на столе и любовался бы ими с утра до вечера. Э! Да что ж я, в самом деле? Ведь у меня есть деньги – куплю хоть что-нибудь!» Вот, собравшись с духом, я решился наконец спросить купца о цене некоторых из его товаров. Мы скоро поладили, и надобно видеть, как важно и с какою гордостью я вынул мою казну и отсчитал деньги, когда в первый раз в жизни, сам, лично своей особою сторговал и купил костяной волчок, роговой тупейный гребешок и банку московской жасминной помады, – не правда ли, вас это удивляет? Молодой человек, которому минуло уже шестнадцать лет, покупает для своей забавы волчок! Да! Теперь это было бы очень удивительно, но лет сорок тому назад шестнадцатилетнего мальчика называли еще ребенком, а молодой восемнадцатилетний человек не считал себя ни законодателем вкуса, ни публицистом, ни глубоким мыслителем, не старался, без всякого призвания, разыгрывать роли русского Канта, Окена или Шлегеля[22] и ни в каком случае не стыдился быть молодым и уважать заслуги старых людей. Кто не знает наизусть нашего русского родного поэта, который сказал:

Все идет чредой определенной

Смешон и ветреный старик.Смешон и юноша степенный… —[23]

и кто не согласится со мною, что последний стих, к несчастию, вовсе не выражает дух нашего времени. Молодые люди – юноши девятнадцатого столетия! Поверьте старику, который, несмотря на то что принадлежит к прошедшему веку, не менее вашего ненавидит невежество и радуется успехам просвещения, – не торопитесь жить, оставайтесь подолее детьми! Зачем весною украшать ваше юное чело поблекшими цветами осени? Она придет, злодейка зима! Не бойтесь – придет! Засыплет вас своим холодным снегом, заморозит ваше воображение, убьет всю силу души и, прежде чем вы успеете оглянуться с горем на прошедшее, накроет вас навеки своим белым саваном.

Истратив на эту покупку не более половины моей казны, я решился на остальные деньги купить знаменитый роман Дюкредюмениля[24] «Яшенька и Жоржета», о котором слышал чудеса от одного из наших соседей. Книжная лавка была в двух шагах, но около нее толпилось так много покупщиков, что я должен был минут десять дожидаться моей очереди. В то самое время, как я подошел к прилавку, передо мною раздался голос дядьки моего Бобылева.

– Хозяин! – проревел он своим густым басом. – Есть у тебя арихметика с числами? – Купец подал ему небольшую книжку. – Это не та! – сказал Бобылев, взглянув на заглавный лист. Книгопродавец подал ему другую. – И это не та! Ты дай мне настоящую!

– Да какую же тебе надобно арифметику? – спросил с нетерпением книгопродавец.

– Вестимо какую! Дай мне арихметику, которая начинается вот так: «Вначале бог сотворил небо и землю».

– Такой нет.

– Как нет! Я сам видел у нашего попа Егора, в красной обертке, первая страничка позамарана.

– Добро, добро! Пошел прочь от лавки! Не до тебя!

– Тише, тише, барин! Что ты? Говорят тебе, пошел прочь!

– Эй, любезный! – закричал громким голосом дюжий помещик в немецком однобортном кафтане и плисовых сапогах. – Есть у тебя Радклиф?[25]

– Есть, сударь! Какой роман прикажете?

– Какой? Ведь я тебе сказал, Радклиф.

– Да что, сударь? «Лес» или «Сенклерское Аббатство»?

– Лес? Какой лес? Нет, кажется, жена не так говорила.

– «Итальянец», «Грасвильское Аббатство».

– Нет, любезный, нет!.. Что-то не так.

– «Удольфские таинства»?

– Та-та-та! Их-то и надобно! Давай сюда!

– Есть у вас – «Дети Аббатства?» – пропищал тоненький голосок.

– Послушайте! – сказала молодая дама с томными голубыми глазами. – Пожалуйте мне «Мальчика у ручья» г<осподина> Коцебу[26] и «Бианку Капеллу» Мейснера[27].

– Что последняя цена «Моим безделкам»?[28] – спросил, пришептывая, растрепанный франт, у которого виднелась только верхушка головы, а остальная часть лица утопала в толстом галстуке.