Искусственная Вселенная

— В конечном счёте, — сказал профессор, вытирая лоб, — материя тоже имеет свои колебания. Ничто колеблющееся не может преодолеть эту оболочку колебательного стазиса. И абсолютно всё в известной нам Вселенной имеет свою частоту колебаний.

— Следовательно, ничто не может преодолеть её?

Учёный внезапно шагнул к своему столу и вернулся, держа автоматический пистолет в вытянутой руке.

— Вот, — он протянул его Гранту, — Я всегда боялся этих штуковин. Я действительно не знаю, зачем держу его при себе. Выстрелите по шару.

Грант уставился на безобразный предмет в своей руке.

— Это может быть опасно, — запротестовал он, — если пуля срикошетирует. Кроме того, люди могут услышать шум и вызвать полицию.

— Чепуха! — фыркнул учёный. — Находящиеся вокруг люди слышали так много звуков взрывов, доносящихся из этой лаборатории, что не повернули бы головы, даже если бы мы уронили на пол банку с нитроглицерином. Пули не имеют стальной оболочки, поэтому они не будут рикошетировать, разве что под большим углом. Однако для защиты мы можем воспользоваться асбестовым экраном.

Они встали за высоким экраном, и Грант одним глазом выглянул из-за него. Хотя сам он не был знатоком оружия, он крепко сжал холодную твёрдую рукоятку и прицелился, насколько мог судить, в центр шара. Затем нажал на спусковой крючок.

Шум выстрелов был подобен грохоту обрушившегося здания. Вылетело пять пуль, прежде чем Грант понял, что должен перестать жать на спусковой крючок. Он с содроганием посмотрел на оружие. Как, наверное, легко из него убивать!

Профессор Аркрайт суетливым кроликом метнулся из-за экрана. Раздался торжествующий крик, и он указал на пол рядом с подставкой, на которой находился невидимый шар. Три широких сплюснутых диска из горячего дымящегося свинца лежали там, где они упали после того, как ударились о шар. Две другие пули, очевидно, попали в цель под острым углом и куда-то отрикошетировали.

— Вы видите? — воскликнул профессор, похлопывая по шару почти с нежностью. — Это абсолютно непроницаемый барьер. Внутри него, должно быть, действительно странный мир — без света, тепла, звука, полностью изолированный от остальной Вселенной. Пространство, где ничего не известно о нормальных законах. Иная Вселенная!

— Признаюсь, я не совсем понимаю это! — Грант медленно покачал головой. — Нечто, созданное из ничего и останавливающее пули! Почему его не сбило с подставки? Он, должно быть, лёгкий, как мыльный пузырь, но стоит как скала.

— Инерция — один из естественных законов, — ответил пожилой учёный. — Но шар не подчиняется обычным законам. Любое давление, оказываемое на него снаружи, не передаётся внутрь, поэтому он не движется.

— Я бы хотел попробовать запустить в него пушечным ядром, — проворчал Грант.

— И всё же он лёгкий, как пёрышко, или ещё легче, потому что ничего не весит. Знаете, это похоже на мысль. Мысль неосязаема, она ничего не весит, но существует каким-то непостижимым образом.

— Но мысль не может останавливать пули.

— Кто-нибудь когда-нибудь осознанно возводил стену из мыслей? — резко спросил профессор. — Грант, в перспективе наука может столкнуться с такими вещами…

Он направился к переключателю управления грохочущим циклотроном, питавшим трубку.

— Как бы там ни было, мы наткнулись на нечто столь же важное для науки, как первое электромагнитное поле Фарадея или первое открытие мадам Кюри естественной трансмутации радия. Фарадей использовал внутреннее пространство своего поля для получения электричества. Резерфорд и другие учёные использовали лучи радия для исследования субатомных полей. Это наше поле, этот бесколебательный стазис…

Он щёлкнул выключателем огромной машины, подававшей энергию. Катод трубки потускнел, и её удивительное излучение прекратилось. Они принялись наблюдать за пространством, где ранее находилась селеновая мишень. Постепенно там что-то проявилось. Фосфоресцирующая дымка сгустилась и превратилась в мишень, установленную на плоской вершине деревянной подставки. Внезапно свечение исчезло, и всё пришло в норму.

Грант протянул руку, ожидая снова почувствовать тот странный барьер, но там ничего не было. Он осторожно коснулся пластины-мишени; она была неожиданно холодной. Но одного прикосновения было достаточно, чтобы сломанная подставка рассыпалась, и её верхняя часть отвалилась, сломавшись как раз в том месте, где проходила оболочка стазиса. Разрез был чистым и гладким, как при ударе острым топором.

— Веществу, находящемуся внутри оболочки, не причинено никакого вреда, — заметил профессор Аркрайт невпопад. — Грант, — продолжил он, — как вы думаете, что мог бы обнаружить человек внутри этой оболочки?

— Ну, конечно, ничего. Ни света, ни звука, ни тепла, ничего из внешнего мира. Это было бы похоже на могилу. Никакие внешние раздражители не проникали бы внутрь — ничего.